Однокла$$ники играли в убийство

Дышев Сергей

– Горничная.

– И ничего более! А вот ваш друг Мигульский, которому я даровал роль сутенера, понял меня очень прекрасно и, кажется, не сильно обиделся.

– Ну, а Виталя?

– Виталя – необходимый болван при умнице шефе.

– При Юме, – усмехнулся Шевчук, – этом профессиональном лгуне?

– Юм – самый честный и порядочный человек, которого я когда-либо встречал. Если хочешь, его честность как раз и заключается в его безудержном вранье. Он до того честен, что ему просто необходимо играть роль лжеца. Ты меня понимаешь?

– С трудом… Кстати, он что, тебя боится?

– Нет, это все игра. Единственное, о чем я его прошу, чтобы он много не пил. А вообще-то он раб. И психика его надорвана.

– А Кент?

– Это тоже гений перевоплощения. Здорово он вас надул с милиционером?

– Неплохо. Сразу столько хамства и агрессивности. Ты, видно, его хорошо поднатаскал, – усмехнулся Игорь.

– А ты-то как очутился в этой гнусной компании? – поинтересовался Распорядитель.

– Это вообще-то мои одноклассники. Я получил странное письмо – и с ним приглашение в твой отель. Писал двоюродный брат моего старшины. Старшина был убит в Чечне. А вот брат, значит, интересовался обстоятельствами гибели, на что-то намекал, предложил приехать к вам, обсудить. – Игорь вытащил из кармана конверт, протянул собеседнику: – На, возьми почитай, раз ты бывший следак… Потом я позвонил однокласснику Мигульскому. После случайной встречи в Чечне мы задружились, показал ему письмо и приглашение. Он меня и уговорил поехать.

Распорядитель прочел письмо и спросил:

– Ну и что, встретились?

– В том-то и дело, что нет.

– А кто мог написать: ведь не за здорово живешь, просто так приглашать. Знаешь, наверное, сколько один билетик стоит?

– Самое странное, что такие же бесплатные приглашения получили все одноклассники. Приехали со своими половинами, так понимаю, дополнительно пополнив твою казну. А может, это ты все это затеял? – покосился Шевчук. – Чего тебе стоило приглашения выслать?

– Могу сказать. Достаточно увесистая сумма для благотворительности. Странно все это, – проговорил Распорядитель. – Ты, пожалуй, держи меня в курсе своих дел.

– Ладно… – Шевчук окинул взглядом помещение. – Для кого ты такие хоромы построил?

– Для тех, кто любит тайну… Человек – слабое существо, и потому обожает скрытые, тайные уголки, в которых подспудно чувствует себя в безопасности, может скрыть свой страх перед смертью. Посвящение в тайну делает человека значительней в собственных глазах. Клиент, приглашенный сюда, счастлив лишь оттого, что именно он приобщен к тайне, к кругу избранных. Вот пригласи я Крига – он просто раздуется от удовольствия, особенно, когда я между прочим замечу, что в этом подземном кабинете не был еще ни один гость отеля. Беда человечества в том, что еще с библейских времен, при всех призывах любить друг друга, люди хотели вырваться из общей массы, наступить на ближнего, залезть ему на голову, потом на голову другого – и ползти, ползти по ним к заветной амбразуре, откуда выбрасывают блага.

– Что это за «теория амбразуры»? – мрачно спросил Шевчук. – Хоть с тобой и шибко интересно, но найди-ка мне лучше граненый стакан.

– Правильное замечание, – кивнул Распорядитель, – насчет учения про амбразуру… Хочешь пить из граненого?

Он встал, подошел к бару, крохотным ключиком открыл небольшую лакированную дверцу, кнопками набрал код, отворил еще одну дверцу. В нише стоял граненый стакан. Шевчук удивленно вскинул брови, но промолчал.

– Так вот зачем нужна амбразура… Амбразура нужна для того, чтобы подданные слушались своих правителей. И когда первые ведут себя покорно и безропотно, тихо ждут своей очереди, – из прямоугольного проема появляются пища, водка, вещи, одежка – все, что нужно народу для жизни. Если начинаются недовольства – тут же амбразура задвигается железной дверью, и очередь, как правило, сама расправляется с недовольными. Ну, а если недовольных слишком много, из амбразуры высовывается черный пулеметный ствол. И раздаются выстрелы, свистят пули, падают убитые, их уносят. И очередь вновь выстраивается у задымленного прямоугольного отверстия. Люди терпеливо и покорно ждут раздачи.

– И это все? – спросил Шевчук.

– Да. Пока по ту сторону не прорвется новая команда правителей.

– И все изменится?

– Изменится? – Распорядитель усмехнулся. – Нет. Амбразура слишком узка, а главное, нет изобилия. Поэтому изменятся только вывески.

– Ну и что дальше? – Шевчук глотнул из стакана.

– А то, что наше место – по ту сторону амбразуры. Это наше право, мы выстрадали войну, мы выжили, мы хоронили своих друзей, а в это время ублюдки, которые поучали нас жить, сидели за нашими спинами, сытно жрали, пили, и теперь, когда мы вернулись, снова поучают нас, возмущаются, обвиняют, улюлюкают нам в спину… Нас легион по стране, мы должны взять свое. Ты понял меня, капитан?

– Бери… А я единственное, чего хочу, – забыть Чечню и никогда не вспоминать.

Распорядитель задумался, постучал ногтем по рюмочке.

– В Чечне у меня был друг. Однажды в горах он чуть не умер от жажды. И вот с тех пор зациклился на одной идее: приехать домой, накупить шампанского, пойти в самую жаркую баню и, когда совсем пересохнет горло – напиться холодного, вдосталь, с брызгами, с пеной по всей парилке… просто помешался на этой идее. А потом его убили. И он не попил своего шампанского… Кстати, может, шампанского?

– Спасибо, – отказался Шевчук. – А у меня в роте были два дагестанца, которые не мечтали ни о чем. Потому что из них сделали пушечное мясо, машину для стрельбы стоя, лежа, с колена. Но они все же считали, что у них есть честь и достоинство. И вот когда одна сволочь – зам командира полка – обозвал их ни за что ни про что трусами, – они не смогли жить, подорвали себя гранатой. Один умер сразу, а другой еще долго отходил, кончался в агонии. А я даже плакать не мог, когда смотрел на них. Это было слишком страшно… Вот почему, когда я трезвый, я не хочу вспоминать Чечню, ну, а когда пьяный – она вылазит из меня как гной. Начинаю всякой сволочи рассказывать, что я там был, что воевал, а они смеются надо мной, как над дураком. И мне, бывает, хочется дать кому-нибудь в морду.

– А ты что, сильно налегаешь на это? – Распорядитель показал на бутылку.

– Это получше, чем твои игры в убийства… Ты что, не насмотрелся на убитых в Чечне? Хоть понарошку – и то душе приятно?

– А ты злой, любишь говорить гадости… – Распорядитель встал, щелкнул включателем. Вспыхнул яркий свет. Шевчук сощурился, лицо его стало совсем старым.

– Постарайтесь не испортить мне заключительного акта. Идемте, я провожу вас, – бесстрастным голосом произнес Распорядитель.

В полном молчании они проследовали к выходу по узкому, тускло освещенному коридорчику. Хозяин открыл дверь, пропустил вперед Шевчука. И тут же дверь захлопнулась. Игорь поднялся по ступеням и прямиком направился в залу, Юм находился у стойки, скучал, но, завидев Шевчука, просиял.

– Юм, вы самый честный человек, – Игорь механически повторил фразу Распорядителя.

– Ну что вы… Замечательно, однако, вы меня раскрутили. Как с побежденного, с меня причитается. Чего желаете?

– Шампанского, – неожиданно попросил Шевчук. После душного подвала пересохло в горле. Большими глотками он выпил предложенный фужер и подумал: «Завтра уеду». Тут появилась Ирина, и он заказал для нее шампанского.

– Благодарю вас, мистер Шерлок Холмс. – Она взяла фужер тонкими пальчиками, Шевчук оценил изящество ее движения. – Ты сражался за свою жизнь как лев.