Однокурсники
Шрифт:
— Если эти здания покажутся тебе примитивными, — заметил как-то вечером после ужина Йосси, — то представь себе, каково было тем, кто первым пришел сюда. Они круглый год жили в палатках, буквально на себе пахали землю.
— Наверное, условия были невыносимые, — сказал Джейсон.
— Тяжелые — да, но невыносимыми их нельзя назвать. Они наслаждались каждым мгновением, даже если шел холодный дождь. Ибо все здесь — и дождь, и земля, которую он поливал, — было для них родным. Вторая мировая война пополнила наши ряды. Вначале стали прибывать те, кто сбежал от грядущих массовых убийств. А после — те, кто выжил в концлагерях. Некоторые из них до сих пор находятся здесь, Трудятся на полях полный рабочий день, рядом с молодежью вроде тебя.
Джейсон уже обратил внимание на то, что
Оказывается, двоюродный брат Евы, Ян Гудсмит, спасся от газовой камеры и добрался до Палестины на одном из многочисленных нелегальных кораблей. Но был пойман англичанами и интернирован как иностранец.
— Можешь представить — все, кому не лень, внушали ему, будто он не принадлежит своей стране, — засмеялся Йосси. — Как бы там ни было, Гудсмита отправили в другой лагерь. Заметь, не такой ужасный, как в Германии, конечно. Англичане его не обижали. Но колючая проволока там была точно такая же. Он и оттуда сбежал — как раз вовремя, чтобы поучаствовать в войне за независимость. Там я с ним и познакомился. Мы делили с ним одно ружье.
— Что вы делали? — переспросил Джейсон.
— Послушай меня, мой американский друг. У нас было по одному ружью на двоих. И уж ты мне поверь, пуль у нас тоже было не слишком много, и поэтому второй из нас должен был постоянно вести точный подсчет выстрелов. В общем, когда все закончилось, я привел Яна к себе домой.
— Вот тогда я и нашла его, — присоединилась к разговору Ева. — Поскольку теперь у него появился постоянный адрес, он послал свои данные в организацию «ХИАС» [54] , которая в то время занималась тем, что искала и соединяла выживших членов семей. А их представительство в Голландии уже связалось с нами.
54
Объединенная служба ХИАС — всемирная еврейская благотворительная организация помощи иммигрантам и беженцам.
— Наверное, трудно было покидать страну, в которой ты выросла, — предположил Джейсон. — Надо было учиться незнакомому языку, да и вообще привыкать ко всему заново.
— Да, — согласилась Ева, — это было непростое решение. Я ведь так любила ван дер Постов. Но вот что любопытно: это они убедили меня поехать.
— Неужели ты совсем не соскучилась по дому? — спросил Джейсон, тотчас пожалев о том, что задал этот вопрос.
— Я действительно скучаю по Амстердаму, — призналась Ева. — Это один из самых красивых городов в мире. Я приезжала туда несколько раз — повидаться с Фанни. Но Ян, пока был жив, успел убедить меня, что есть лишь одно место на земле, где еврей может чувствовать себя дома.
— Как патриот Америки, — заметил Джейсон, — не могу с этим согласиться.
— Взгляни лучше правде в глаза, — вклинился в разговор Йосси. — Скажи мне, Джейсон, сколько лет евреи живут в Америке?
— Насколько я помню, в начальной школе мы проходили, что губернатор Питер Стайвесант позволил небольшой колонии евреев поселиться в Новом Амстердаме в середине семнадцатого века.
— Не надо спешить с выводами, мой мальчик, — сказал Йосси. — В Германии евреи жили дольше раза в два. И были так успешны…
— И так интегрировались в общество… — вставила Ева.
— … пока один сумасшедший маляр не решил, что евреи являются заразой для арийцев и их надо истребить. И вдруг тот факт, что Гейне и Эйнштейн были евреями, как и большинство музыкантов в оркестрах, которые играют Мендельсона, уже не стал иметь никакого значения. Нас должны были уничтожить. И почти уничтожили.
Джейсон сидел некоторое время молча, пытаясь убедить Себя, что все услышанное — пропаганда, которой промывают мозги всем, кто приезжает в Израиль.
Кроме того, Джейсону с детства внушали: существует еще один путь для евреев спастись от погромов и преследований, сопровождавших этот народ на протяжении всей его длительной и многострадальной истории. Это путь его отца. Ассимиляция.
Тем не менее после того, как он пробыл здесь целую неделю, днем собирая апельсины, а ночами напролет ведя бесконечные споры, ему все еще не хотелось уезжать. И в самом деле, лишь после того, как ему напомнили, мол, Дов Леви должен вскоре вернуться после прохождения службы и захочет занять свое место, Джейсон вдруг понял: надо что-то решать.
— Послушай, — обратился к нему Йосси, — я не уговариваю тебя провести здесь остаток своей жизни. Но если захочешь остаться на лето, я могу определить тебя в бунгало, где ты будешь жить вместе с шестью или семью другими волонтерами. Ну, что скажешь?
— Думаю, это будет отлично.
Он сел и написал письмо родителям:
Дорогие мама и папа!
Простите меня за молчание, затянувшееся со времени нашего последнего телефонного разговора, но вся моя жизнь внезапно развалилась на куски.
В следующем месяце должна была состояться моя свадьба. Боль от потери любимой еще так сильна, что смягчить ее можно, только находясь поблизости от места, где она умерла.
Кроме того, мне нужно время, чтобы подумать о том, что делать дальше со своей жизнью. Смерть Фанни меня очень изменила. Теперь мне, похоже, гораздо меньше хочется того, о чем я некогда мечтал: прославиться и добиться большого успеха, неважно в чем.
Меня очень привлекают отношения, существующие в кибуце. Уверен, некоторые молодые люди хотят стать врачами или учеными. Но когда они закончат свою учебу, многие из них обязательно вернутся сюда и используют полученные знания на благо всей общины.
Любопытно, но среди людей, с которыми я здесь познакомился, нет ни одного, кто хотел бы стать знаменитым. Они хотят жить в тишине и покое, наслаждаться простыми радостями. Такими, как упорный труд. И дети. И дружба.
Как бы мне хотелось, чтобы в душе моей воцарился мирно это не так. И не только чувство скорби владеет мной. Что-то первобытное внутри меня до сих пор взывает о мщении. Я знаю, это неправильно, но изгнать из себя это чувство пока не получается.
Поэтому я решил остаться здесь на все лето и поработать волонтером — бок о бок с другими кибуцниками.
Поскольку у меня есть навыки обращения с огнестрельным оружием, я буду также регулярно нести службу по охране территории. И если кому-нибудь из террористов взбредет безумная идея еще раз напасть на это место, то он горько об этом пожалеет.
В любом случае, спасибо, что позволили мне самому решать, что делать.
Ваш любящий сын,
Джейсон.
*****
Из июньского номера «Бюллетеня выпускников Гарварда» за 1963 год:
«Теодор Ламброс успешно окончил аспирантуру по классической филологии и получил степень доктора философии. Его переработанная диссертация выйдет в издательстве «Гарвард юниверсити-пресс» под названием «Tlemosyne: Героические герои в трагедиях Софокла». Осенью Ламброс приступает к работе на отделении классической филологии в качестве преподавателя».
Из дневника Эндрю Элиота
25 июня 1963 года
Я позвонил Ламбросу, чтобы поздравить его с исполнением мечты: он вошел в преподавательский состав Гарварда. Мало того, его книгу приняли к публикации. Парень просто реактивный.
Он, скромничая, стал говорить, мол, преподавательская работа — не такое уж большое дело, а вот дадут ему должность или нет — это самое интересное. Ну и нетерпелив же наш приятель. Уверен, он обязательно достигнет всего, что хочет. Только чрезмерно волноваться по этому поводу ему не стоит.