Однокурсники
Шрифт:
— Судя по тому, что ты мне рассказывал до сих пор, все твои однокурсники — сумасшедшие.
— Так и есть, — улыбнулся он в ответ. — И доказательство тому — перед тобой, иначе почему бы я, первый маршал своего выпуска, потенциальный сенатор Соединенных Штатов, стал заниматься сбором апельсинов на севере небольшой ближневосточной страны.
— Наоборот, — сказала Ева весело, — это доказывает, что ты как раз очень даже нормальный.
Впервые в жизни Джейсон Гилберт превратился в настоящего зубрилу.
С помощью Евы он нашел самые интенсивные во всей стране курсы по ивриту. Оказалось, в университете Тель-Авива обучают приезжих специалистов высокого уровня, которым необходимо быстро овладевать языком.
Четыре академических часа с утра, затем, после перерыва на обед — еще четыре часа занятий в аудитории. После этого он обычно бегал на университетском стадионе, а потом шел к себе в комнату на Бейт-Бродетски, где занимался до тех пор, пока глаза не начинали слипаться. Единственный перерыв он устраивал для себя с девяти до половины десятого, когда смотрел по телевизору программу новостей «Мабат».
По прошествии полутора месяцев добровольных мучений он с радостью обнаружил, что понимает практически все, что говорится в новостях о событиях в мире.
*****
Сару Ламброс разбудили непонятные звуки, которые доносились из соседней комнаты. Щуря сонные глаза, она взглянула на прикроватные часы. Почти шесть утра.
— Тед, что ты там делаешь, скажи на милость?
— Одеваюсь, дорогая. Прости, я тебя разбудил.
— Ты знаешь, который час?
— Да, мне надо спешить.
— Но куда ты собрался в такую рань?
— На площадь. Хочу успеть к газетному киоску, пока не встал никто из студентов.
— Ради бога, зачем тебе это?
Тед вошел в спальню. Небритый, в замызганной армейской куртке и в шерстяной шапочке, он выглядел весьма неряшливо.
— Ты хочешь идти в таком виде? Да ты похож на бездомного бродягу.
— Отлично, Сара. Это как раз то, что надо. Чрезвычайно важно, чтобы никто меня не узнал, когда я буду покупать «Тайный путеводитель».
Сара села в постели, рассмеявшись.
— Неужели? Да брось ты, Тед. Ты же знаешь — все на факультете его читают.
— Знаю, знаю. Но ты когда-нибудь видела, чтобы кто-то из преподавателей на людях брал его в руки?
— Нет. И вряд ли мне когда-нибудь удастся вычислить, какими путями к ним попадает этот журнал. У меня есть сильное подозрение, что все твои коллеги посылают покупать его своих жен. И я с удовольствием поассистирую тебе в обеденный перерыв.
— О нет, я не могу ждать столько времени. Я должен узнать свой приговор. Пойду прямо сейчас.
Он торопливо чмокнул ее в щеку и вышел вон. Он весь взмок от пота, пока быстрым шагом дошел до Гарвардской площади. Ведь на улице стоял сентябрь, первый день нового учебного семестра, а он был одет так, будто сейчас середина зимы.
Краем глаза он заметил высокую стопку журналов, блестевших черными обложками. Наверное, их только что доставили. Сначала он быстро огляделся по сторонам, желая убедиться, что горизонт чист. Затем, как бы между прочим, взял с прилавка номер «Нью-Йорк таймс» и одновременно украдкой прихватил экземпляр «Тайного путеводителя по учебным курсам», приложение к «Гарвард Кримзон», который тут же сунул между страницами газеты. Отдав продавцу приготовленную заранее мелочь, он повернулся и был таков.
Поняв, что ему не утерпеть до дома, он поспешно обогнул киоск и забрался в телефонную будку. Достал журнал и стал дрожащими пальцами нервно листать его в поисках нужной страницы, где давалась оценка классическим дисциплинам.
Сначала он нашел комментарии к своему курсу греческого. Неплохо для начала: «Доктор Ламброс — великолепный проводник, который уверенно ведет вас сквозь все лабиринты этого сложного языка. Он делает так, что любое, казалось бы, даже самое скучное задание доставляет совершенную радость».
Затем про свои занятия по латыни: «Студентам, решившим взять этот курс, настоятельно рекомендуется выбрать группу, которую ведет доктор Ламброс. Возможно, это самый веселый и энергичный преподаватель на отделении».
Он захлопнул журнал, снова засунул его между страницами «Таймс» и возликовал про себя. Уже к вечеру все в Гарварде — также тайком — прочтут эти отзывы студентов. У него, оказывается, все в полном порядке. И если кто-то и сомневался насчет его выдвижения на постоянную должность старшего преподавателя весной, то теперь все сомнения просто обязаны развеяться. И значит, все те часы, которые он тратил на подготовку к занятиям, не пропали даром.
Вот бы скорее показать Саре все это!
Он вышел из телефонной будки и припустил в сторону дома. Вдруг его окликнул чей-то знакомый голос.
— Теодор!
Он запнулся и, повертев головой, увидел, что это был Джон Финли, который — вот невезение — скорее всего, совершал свою утреннюю прогулку.
— О, здравствуйте, профессор Финли. Я… видите ли, я бегал трусцой у реки, чтобы быть в форме к новому семестру.
— Прекрасно, прекрасно, — ответил великий человек. — Не смею вам мешать.
— Благодарю вас, сэр, — выпалил Тед и повернулся, чтобы убежать.
— Ах да, Тед, — крикнул Финли ему вслед, — поздравляю вас с чудесными отзывами!
Из дневника Эндрю Элиота
23 ноября 1963 года
Кажется, после вчерашних событий мне уже никогда не быть таким, как прежде. В газетах произошедшее в Далласе называют «греческой трагедией», но для меня это «американская трагедия». В самом деле, я принял все так близко к сердцу, словно умер кто-то из моих родных.