Одновременно: жизнь
Шрифт:
Я уже тогда отдавал себе отчёт в том, что мне необходимо время, которого Москва или Питер мне не дадут. Мне нужно время для одиночной лабораторной работы. В Кемерово у меня уже не было возможности сосредоточиться и уйти в одиночное плавание. В Кемерово у меня было много мелких и больших обязанностей, а главное – привычных и выученных наизусть способов проживания и работы. Для того чтобы отказаться от сложившегося образа жизни в родном городе, где этот образ жизни я долго и упорно сам складывал, мне нужны были бы такие мощные усилия и такая воля, каких я тогда в себе не находил. Мне необходим был отъезд. Причины отъезда были исключительно
Я хотел уехать в город, близкий размерами привычному мне Кемерово, но с совершенно другим укладом, с другими жизненными нормами и правилами, в город, где меня никто не знает, туда, где мне придётся жить и действовать так, как я не умею и как не знаю. А ещё я хотел, чтобы там, куда поеду, не было холодной и долгой зимы.
Калининград дал мне всё то, чего я хотел. Для маленькой и тогда единственной дочери Наташи и для жены переезд в Калининград был сугубо моим решением. И Калининград как хороший вновь приобретённый друг и товарищ помог мне в том, что моя маленькая тогда семья приняла моё решение как правильное и счастливое.
Я прекрасно помню первый наш год в Калининграде. Во-первых, мы приехали в самый разгар кризиса 1998 года. Мы не успели застать калининградское экономическое чудо и только слышали, как всё здесь было прекрасно и дёшево всего неделю назад. Это были отчаянно трудные дни. Таяли, исчезали, превращались в ничто деньги, которые были скоплены и заработаны, деньги, что были выручены за проданную в Кемерово квартиру. Совершенно непонятно было, что будет и как жить дальше. Я не имел никакого представления о том, каким образом смогу прокормить семью и что буду делать сам. Не было видно никаких, даже самых зыбких перспектив.
Но город радовал! Балтийское море, дивная первая наша прибалтийская осень, косяки птиц в небе, другие воздух и ветер, близость европейских столиц, до которых мы тогда доехать не могли, – но то, что они рядом, очень чувствовалось. Казалось, запах пряной селёдки долетал из Гамбурга или Стокгольма, казалось, ветерок приносит аромат утки, запечённой с яблоками, откуда-то из польских предместий, чудился вкус копчёного леща и свежей корюшки, когда бриз прилетал с востока, пролетев над литовскими дюнами, над Клайпедой и Нидой. Всё это будоражило, пьянило и радовало! Даже абсолютное безденежье и отсутствие хоть какого-то горизонта на жизненном пути не лишало меня азарта пребывания в новом, мною самим определённом для дальнейшей жизни месте. Мне периодически даже казалось, что некий отпуск вот-вот закончится и надо будет возвращаться.
Как радостно и легко мне дались тексты спектаклей «ОдноврЕмЕнно», «Зимы» и «Записок русского путешественника». Я писал их, сильно сомневаясь, что кому-то это понадобится, что кто-то это не то что поставит – разучит и будет исполнять… Я сильно сомневался даже в том, что кто-то услышит это или прочтёт… Но писалось радостно и легко. Пожалуй, до сих пор спектакль «ОдноврЕмЕнно» – самый счастливый мой спектакль, наполненный острейшей радостью проживания каждого момента жизни. Во многом текст этого спектакля пропитан радостью знакомства с Калининградом.
Потом город подарил нам друзей и знакомых, воспитателей детских садов, учителей и одноклассников нашим детям. Калининград подарил мне знакомство с группой «Бигуди», в конце концов.
Я впервые тут увидел аистов, полюбил большие лиственные деревья, среди каких я прежде не жил и не понимал их красоты и силы: буки, грабы, вязы, каштаны, дубы… Я представить себе не мог до Калининграда, что у меня могут быть мои яблони и сливы, и даже грецкий орех. А уж про рододендрон и клематис я и не слыхивал.
Калининград стал для меня настоящей и самой удобной мастерской, уютной и любимой лабораторией, светлым и чистым кабинетом, в котором написано всё, что я написал.
За пятнадцать лет, полагаю, я узнал Калининград глубоко. Первое эйфорийное очарование, когда не замечаешь никаких изъянов и не хочешь видеть ничего плохого, прошло. Я знаю про город много того, чего не хотел бы знать и не хотел бы, чтобы это было. Но первое очарование давно переродилось в любовь. А любовь – это сложное чувство и процесс. Особенно когда есть признаки взаимности. А я смею тешить себя тем, что у нас взаимные чувства.
Пятнадцать лет! Очень много! За это время в Калининграде родились двое детей. Две бабушки, которые родились и прожили жизнь в Сибири, упокоились в Восточно-Прусской земле. Со мной происходили такие процессы, которые я и представить себе не мог пятнадцать лет назад, прилетев часа в три дня 21 августа 1998 года в аэропорт «Храброво» города Калининграда.
Для меня за эти пятнадцать лет прошли эпохи, случились тектонические сдвиги в сознании, работе, профессии. У меня появился дом, в котором я живу и который был построен не только задолго до моего приезда, но и задолго до того, как эта земля и этот город стали частью нашей страны. О таком доме я ещё пять лет назад даже мечтать не мог… Хотя нет, мог. И даже мечтал, но не верил, что такой дом у меня когда-нибудь будет.
В Калининграде я прожил много важного и интересного. Даже землетрясение амплитудой почти шесть баллов – чего только не было!
Но самое главное – Калининград стал городом, из которого я, в силу странных своих профессии и образа жизни, часто уезжаю и в который всё время хочу вернуться и каждый раз радостно возвращаюсь, откуда бы ни летел или ни ехал, и я рад возвращению. Как же мне повезло с городом!
В воскресенье общался с тридцатидвухлетним молодым и очень приятным человеком из Москвы. Он юрист. Судя по всему, крепко стоит на ногах. Современный интересный человек, родился и вырос в Москве и вот приехал в Калининград в поисках новых жизненных горизонтов и возможностей. Он ищет город, в котором смог бы и хотел жить. Эмиграцию как возможный для себя вариант он не рассматривает. Всё потому, что он не может больше жить в Москве, не выдерживает. Не получает той жизненной радости, которую надеется найти в Калининграде.
Он ровно в том же возрасте, что и я, когда приехал сюда. Интересно, случится ли с ним история его собственных взаимоотношений с этим городом. Мне есть что ему подсказать и показать, и я постараюсь не потерять его из вида, если он действительно решится на такой пока ещё необычный для москвича шаг. Хотя мне кажется, что он – одна из первых московских ласточек…
Завтра улечу на Сахалин, на фестиваль «Край земли». Вряд ли оттуда смогу писать. Сам работать на клавиатуре не умею, нужно кому-то диктовать, а там, боюсь, диктовать будет некому. По телефону же диктовать из-за огромной разницы во времени и занятости в работе жюри будет невозможно.