Одолень-трава
Шрифт:
Воздушные потоки похожи были на ручейки или скорее на вены и артерии, только расположенные не внутри, а снаружи. Тут были и голубые, и желтые, и темно-синие, и каждый сверкал, играя на солнце, и прокладывал свое русло в кровообращении Древа. Они переплетались, пути их скрещивались, многие уходили под землю, другие, наоборот, выходили оттуда, прямо из-под корней, и Скучун вскоре стал различать пути каждого.
Самый напористый и сильный поток фиолетового цвета обвивавший Древо, огибал его крону где-то под небесами, и, судя по устремлению его спирали, должен был бы оттуда уходить вниз, под землю, чтобы набраться там сил и снова явиться на волю, но уже в ином качестве, с иной окраской… На самом верху поток будто спотыкался о невидимую преграду и, взрываясь как фейерверк, разбрызгивал свою энергию куда-то в сторону.
Постепенно Скучун все более убеждался, что в огромном древесном мире не все благополучно. Два густых, мутноватых, коричневато-красных потока, будто направленных чьей-то злой волей, перекрывали разноцветные чистые ручейки, струящиеся вокруг Древа. Один из них обрушивался на крону сверху, другой выползал из-под земли и, точно змей, обвивал наиважнейшую фиолетовую артерию — оттого и взрывалась она фонтаном, не донося свою силу до корня…
Гармония жизни Древа была явно нарушена. И на лике его отражалось ужасное страдание.
Скучун замечал, что страдало не только само Древо — мучились все его обитатели. Путаница и хаос перемешивали потоки жизненной силы, питающей их…
Веселые пчелы, которые по заведенному распорядку привычно ждали капель нектара из ярко-желтого потока чудесной стихии, теперь были насмерть перепуганы и перепачканы хлопьями черной золы, что сыпалась прямо на них.
Изумительные палевые цветы, украшавшие другую ветвь, надломились и скорчились под тяжестью липкой смолы, текущей, точно застывший гной, из раны в стволе… Птенцы райских птиц подставляли наивно раскрытые клювики в ожидании корма из протекавшей над ними зеленой струи. Но вместо корма их окатывали ледяные потоки воды, и птички возмущенно чирикали, встряхиваясь и потрясая в гневе совершенно промокшими перьями… А некоторые уж почти захлебнулись и свешивались из гнезд, растопырив обмякшие крылья…
Хаос царил на Древе, и надо было срочно что-то предпринимать!
Скучун, запрокинув голову, стоял перед этим растревоженным миром и никак не мог сообразить, как же восстановить нарушенную гармонию.
«Что же это такое, что это… — бормотал он про себя. — Что за разбойничьи грязно-коричневые потоки, которые все тут переиначили? Похоже, в чистых артериях — жизненная сила живой природы. А Дух Леса как жизнестроитель, преобразуя ее, направляет потоки энергии и в Москву, и в подземный мир, и в преднебесный слой, всюду, всюду! Теперь надо как-то спасать его, восстанавливать его силы, но вот как? Размышляй-ка, Скучун, размышляй…
Кажется, Жирник сказал, что Дух Леса можно спасти только собой! Ага! Так, спасти собой, собственной силой — своими радостными, светлыми помыслами, сконцентрировать волю как следует. И верить всем сердцем, что задуманное свершится, сказавши ему: „Да будет!“ Да-да, это так, я верю, что сила моя моя радость освободит Дух Леса от темной энергии Зла…»
Скучун сосредоточился, замолчал и в наступившей вдруг тишине не стало времени… А пространство изгибалось и таяло, обнимая Древо цветными потоками жизненной силы. Неожиданно наш герой запел удивительную песню, самую необычную из всех, что пелись когда-либо на Земле! Он не знал до сих пор тех слов, что рождались в нем сами собой, мелодия все нарастала, голос креп, и песня неслась к облакам, ликующая, словно долгожданное счастье!
Все свои самые сокровенные мечтанья о Красоте, всю свою нежность к живому миру, к Земле и звездам, к Москве и Ксюну, к Дню и Ночи, вложил он в эту песню! Скучун отпустил на волю свою мечту, словно объяснение в любви, словно послание дальним мирам и тем высшим силам Света, которые хранят Землю… Интуиция подсказывала ему — они рядом, они услышали его зов; и сердечко его, колотившееся от восторга, источало волны горячей радости! Этот искренний его порыв сотворил нечто небывалое, невозможное в обыкновенной обыденной жизни…
Надо ли говорить, что верховные иерархи Тьмы остались весьма недовольны действиями Совета Четырех. Предводитель Совета Василиск был отозван с Земли, а Зур и Ор развоплощены — они развеялись во тьме Вселенной, став НИЧЕМ в назидание другим силам Зла, претендующим на вечную жизнь… Одна Дива-Марина снискала одобрение иерархов за то, что прельстила и захватила души Кукоя и Куторы, и хранила их теперь как зеницу ока в подполье лесной избушки.
Воодушевленная похвалою, Марина решила еще отличиться и погубить одинокую девочку, затерявшуюся в Вещем Лесу. Да только заминочка вышла — девчонку хранила од олень-трава, заговоренная бабушкой, незримая связь соединяла их, и жаркие бабушкины молитвы оберегали внучку пуще брони — они оказались непроницаемы для марининых чар…
Марина хрипела от ярости, царапая длинными красными ногтями руки Ксюна, не выпускавшие одолень-траву. А силы девочки были уж на исходе, вот-вот отпустит она заветный свой талисман…
Вдруг на поляне что-то вспыхнуло, полыхнуло… Язычок синего пламени выбился прямо из-под ног застывшего Урча, а из огня явилась живая, устрашающая и по-своему прекрасная Саламандра! Ксюн громко вскрикнула — ив тот же миг на поляну выскочил запыхавшийся Скучун. Не успел он подбежать к девочке, как Саламандра ударила хвостом оцепеневшую от неожиданности Марину — и та навсегда исчезла в россыпях разноцветных искорок…
— Не бойтесь моего огня, вам он не повредит… Это очищающий светлый огонь, он рассеет чары черного волхования… — послышалось в плеске огня. Саламандра, сверкнув рубиновыми глазами, обвилась вокруг ног неподвижного Урча. Огонь усилился, Ксюн опрометью кинулась к Скучуну, и, обнявшись, они смотрели на языки синего пламени, озаренные танцующим светом.
Пламень поднялся почти до небес, и вдруг из него выступил… Старый Урч! Друзья, прыгая и смеясь от радости, принялись тискать и мять его, живого и теплого, как им и мечталось! А Урч с совершенно седыми и чуть-чуть опаленными жаром усами смеялся и прыгал вместе с ними…
Ни Старый Урч, ни друзья его и не подозревали, что виною его страшного превращения был он сам, пренебрегший причудливыми законами живого магического пространства… Вещий Лес с легкостью играющего ребенка превращал размышленья каждого, кто попадал сюда, в саму реальность… Урч, позабывший об их уговоре — думать только о цели пути, оборотился мысленным взором в прошлое. Он позабыл обо всем на свете, купаясь в воспоминаниях, забыл, что каждый, кто живет на Земле, сколько бы лет он ни прожил, должен идти вперед хотя бы в своих мечтах!.. Душа Урча, упоенная памятью о былом, вся погрузившаяся в прошедшее, как будто бы замерла, застыла; и Вещий Лес придал состоянию души Урча соответствующую зримую форму, оборотив его тело в камень… А Огонь Саламандры, прервав игру Вещего Леса, освободил Старого Урча от тяжкого гнета ушедших лет…