Одуванчик в тёмном саду
Шрифт:
— Ррашшард из гнезда Ррошшин-Арг, достойная грау. Прошу прощения, но вынужден вас покинуть. Мои обязанности призывают меня, — ух ты, как официально и слегка пафосно.
Зато Ришшика кивнула очень даже милостиво:
— Можешь идти, Рашшард из гнезда Ррошшин-Арг. Я найду тебя, когда придет мое время.
Н-да… я бы испугалась такого обещания, а вот Ррашшард, который тоже вроде бы умчался по своим очень важным делами со скоростью курьерского поезда, на прощанье так сверкнул глазами… ха! На последнюю ноту спорю, когда придет время, он “найдется” сам, причем так, что фиг потом потеряешь.
— Интересный
Мы с Зельмой переглянулись и дружно покатились со смеху. Ришшика пару секунд смотрела на нас, как на умственно увечных, а потом махнула рукой и тоже рассмеялась.
Вечер удался. Мы сидели на кухне, обдирали псевдопопугаичьи перья, которые рачительная гномочка сразу сортировала и раскладывала по кучкам, потом потрошили и разделывали тушки… обычные бабские посиделки, как летом в деревне с соседками. Было в моей жизни и такое. Ну и болтали, как водится.
— Что за глупые предрассудки, — укоряла меня Ришшика, морща нос и чихая на прилипшую к лицу пушинку. — Арахнидки ели самцов только в дикой древности, когда в нас еще не проснулся разум. Ну, и были еще непроверенные слухи о некоторых аррграу… в темные времена, когда морра арргрос был разделен с сердцем арахнидов. Но это чушь, страшные сказки для глупых детей. Якобы некоторые аррграу специально приказывали самцам своего гнезда ловить мужчин другой расы, спаривались с ними и после этого съедали. Про арргера Рридфферта тоже ходили дикие слухи после его рождения. Будто бы он такой потому, что мать его кладки слишком любила эльфов.
— Слушай, — перебила я, откладывая окровавленный нож, и потянулась за салфеткой — вытереть руки. — Я все время хотела спросить, но как-то неудобно было. Но все же… если клыков у арахнидок нет, то как вы умудрялись в древности разгрызть панцирь самца? Его же зубилом не возьмешь.
Ришшика пару секунд хлопала на меня глазами с таким обалдевшим видом, что я успела трижды себя выругать за бестактный вопрос, но она, наконец, отмерла и весело расхохоталась.
— Ты ненормальная эльфа! — раскрасневшаяся от смеха Риша бросила в меня большим сине-зеленым пером, утащив его из-под носа недовольно засопевшей гномочки. — Кто тебе сказал такую глупость про зубы и панцирь? Зачем его разгрызать?!
— Э… а как тогда? — я озадаченно почесала нос тем самым перышком, забрав его у паучихи, а у меня добычу в свою очередь реквизировала Зельма, заявившая, что только бесхозяйственные дуры балуются такими дорогими вещами и мешают ей правильно подсчитать возможный доход.
— Ну-у-у… — Ришшика вдруг слегка смутилась, вздохнула и продолжила: — Понимаешь, когда-то давно наши самцы жертвовали жизнью для того, чтобы у самки, когда она будет вынашивать их потомство, было достаточно еды для себя и для детей. Когда спаривание подходило к кульминации, древние арахнидки действовали так, как велит инстинкт — в передней части брюшка, там, где контакт с избранным отцом кладки самый близкий, они раскрывали хелицеры и впрыскивали в тело самца специальный яд. Отец кладки испытывал от этого очень сильное удовольствие, после которого умирал, а самка заматывала его в кокон и ждала, пока все его внутренности превратятся в питательную
— Н-да… — глубокомысленно заметила Зельма, после непродолжительного молчания. Она отложила рассортированные перья в сторонку, взяла нож и ловко вскрыла очередную птичью тушку (Рашшард набил чертовыми попугаями всю корзину, их там оказалось больше десятка). — Можно сказать, ваши мужчины умирали от счастья, полностью выполнив свой долг перед женой и детьми. Смерть, достойная настоящего гнома.
— Ну, не все самцы были такими сознательными, — хихикнула Ришшика. — Были и такие, кто успевал и мать гнезда оплодотворить, и ноги вовремя унести, пока она хелицерами прицеливалась.
Я хрюкнула, вспомнив откровения русалочки и “встроенный моторчик” арахнидов. Вот откуда ноги растут…
Ришшика посмотрела на меня снисходительно:
— Да, именно поэтому арахниды так любят самок, от которых легче всего убежать. Но это так, развлечение, молодым можно. Самка другой расы все равно не сможет принести потомства. И потому каждый арахнид мечтает когда-нибудь привлечь внимание будущей аррграу и стать отцом гнезда. Разумные арахнидки умеют контролировать свои инстинкты и не убивают партнеров, вместо этого сильный и умный герр будет охранять гнездо и свою аррграу долгие годы.
— Тоже правильно, — одобрила гномочка, сноровисто разделывая попугая на удобные для жарки ломти. — Иначе нормальных мужиков не напасешься.
Ришшика важно кивнула и продолжила:
— Морра арргрос Виланд очень много сделал для своего народа. Наши гнезда расположены в самых удобных местах, наши дети растут в безопасности и сытости, потому что он научил нас торговать с другими расами и показал, что мы можем дать им взамен вкусные плоды, удобные вещи и выращенных животных. По его повелению наши аррграу вынашивают новую кладку только через сто лет после того, как вылупились предыдущие личинки. Им нет нужды истощать себя частым бременем материнства, как в темные времена, все дети вылупляются здоровыми и успевают повзрослеть.
Я кивнула, а про себя подумала, что Виланд действительно умный мужик. Не истощать женщину частыми родами — это очень правильно. А еще это прекрасно регулирует численность арахнидов, не позволяя им заполонить весь мир настолько, что другим расам просто не останется места.
Н-да… Виланд… придет он сегодня или нет?
Мы с девчонками наготовили целую гору потрясающе вкусных блюд из попугайчины… попугаятины… как правильно называть этих птиц, я не запомнила, зато мы с Зельмой взаимно обогатились кучей самых разных рецептов. А дом насквозь пропах восхитительными запахами специй и печеного мяса.
Виланд так и не появился, хотя я ждала его допоздна. Зато появился насмерть вымотанный эльф. Он бесшумно нарисовался в темном проеме кухонной двери, устало прислонился к косяку и жадно принюхался:
— Это же тавур? Я не в восторге от того, что Ррашшард ухаживает за моей невестой… но готов закрыть на это глаза и не устраивать сцен ревности, — он торопливо пересек кухню и плюхнулся на стул. — Беру взятку ужином.
Я сдержала улыбку, молча выставила на стол все восемь или девять приготовленных и сервированных блюд, сделала приглашающий жест рукой и только потом ехидно спросила: