Офсайд
Шрифт:
– Все в порядке, – прошептала она. – Теперь ты в порядке. Он больше не может тебе навредить.
Стоило мне прекратить плачь, как Грег подал мне стакан воды и коробку бумажных платков. Я привел себя в порядок, теперь уже точно смущенный до предела, и выпил воду. Горлу полегчало. Когда я относительно собрался, то все еще мрачным взглядом оглянулся на Грега.
– Это его вина, – мягко повторил я. – И он за это заплатит. – Грег изучал меня с минуту, а затем сложил на груди руки.
– Мы разделим расходы пополам, – наконец произнес он и по его тону я понял, что это его окончательное слово, поэтому
После того как разобрались в этом вопросе, Николь показала мне более досконально импровизированную спальню и сказала, что Джереми привезет часть моей одежды и вещей из дома, чтобы мне не пришлось туда возвращаться. Опять же мои эмоции носили двойственный характер – я был невероятно благодарен, но было и ненавистно, что это приходится делать таким образом.
– Ой! – вдруг воскликнула Николь. – Чуть не забыла!
Она отошла от меня к ночному столику у кровати, открыла верхний ящик и достала альбом для рисования и коробку карандашей.
– Это своего рода приветственный подарок, – сказала она, положив их мне на колени. Я округлившимися глазами посмотрел на них. – Я не знала, какие карандаши лучше взять, но парень в художественном магазине сказал, что эти универсальные, то есть, наверно, всевозможных типов.
Я открыл коробку и просмотрел карандаши, на каждом была отметка о твердости.
– Они идеальны, – прошептал я, стараясь сдержать слезы. Я посмотрел на нее:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – ответила она с улыбкой.
Шекспир сказал это лучше всех: «В ответ могу я лишь сказать спасибо и вновь спасибо»122. Однако, я знал, что мне никогда не хватит слов выразить свою благодарность Грегу и моей Румпель.
Теперь я был готов заснуть, не сходя с места.
Глава тридцать первая
ГОЛ
Не знаю, то ли из-за моего срыва или просто навалилась тяжесть прошедшего дня, но глаза горели, и я едва держал их открытыми. Николь, казалось, почувствовала это и спросила не нужно ли мне чего, прежде чем я вздремну. Я не упоминал, что мне нужно поспать, но с моей Румпель всегда так было – мне не было нужды произносить что-либо вслух.
Когда я доказал себе, что могу самостоятельно вылезти и выбраться из специально построенной ванны, Грег решил, что ему необходимо отправиться в полицейский участок поработать с бумагами. К тому времени как я переоделся в свободные спортивные брюки и футболку, он шел к парадной двери.
– Увидимся позже, дети, – заявил он. – Не ждите меня на ужин, скорее всего я задержусь допоздна.
Николь закатила на это глаза и покачала головой:
– Думает, что ведет себя деликатно.
Я хмыкнул, но был слишком уставшим, чтобы смеяться в полную силу. Я опустил руки и подкатил кресло к краю кровати, скользнул на матрас, тут же заметив бордовую наволочку на подушке, и улыбаясь, зарылся в нее носом. Подняв глаза, увидел, как Николь ухмыляется, но мне было все равно. Я перекатился на бок, помогая руками занести одну ногу на другую и устраиваясь тем самым поудобнее. Обхватив подушку руками, я вдохнул окруживший меня аромат.
Глаза стали тут же сами собой закрываться, но я сдержался,
– Ты как? – спросила она мягко. Ее ухмылка исчезла, а в глазах была лишь сосредоточенность.
– Просто устал.
– Отдохни немного.
Ее пальцы опустились вдоль моей руки и когда достигли запястья, я поймал их и крепко сжал. Она чуть склонила голову на бок:
– Составить компанию?
Я кивнул и потянул ее руку.
Ее запах и тепло окутали меня, и пришло осознание, что мы не были вот так вместе с тех пор, как я ее бросил по настоянию своего отца. Даже в больнице и реабилитационном центре для нее не было места, чтобы устроиться рядом со мной в постели. Даже если кто-то просто сидел на краю кровати болезненно сказывалось на мне.
Я обвил ее руками и когда ее тело расслабилось в моих объятиях, я тяжело выдохнул. Казалось, все сразу, и усталость дня, и умственное переутомление от похорон, и выплеск всего того, что я так долго держал в себе, медленно просачивалось из моего тела, пока я тонул в объятиях моей Румпель.
Я сонно приподнял голову, чтобы взглянуть на нее, а ее рука скользнула мне на затылок. Потянулся к ее губам один раз и второй. Наверняка поцеловал бы ее и в третий раз, но комбинация ее руки, поглаживающей мою щеку и теплого удобства постели взяли надо мной вверх. Когда я прикрыл глаза для третьего поцелуя, моя голова вместо этого просто упала на подушку.
Я проснулся от того, что Николь двинулась с постели, и усилил хватку, ворча, пока не почувствовал ее губы на своем виске.
– Я сейчас вернусь, – прошептала она. Я нехотя отпустил ее, она выбралась из постели и направилась на кухню. Я снова закимарил, а когда в очередной раз проснулся, Николь сидела в кровати, одна рука лежала на мне, а во второй была книга «Голодные игры». Из кухни доносился очень приятный аромат, и я приподнял голову, чтобы сказать ей об этом.
– Это кюгель из картофеля и моркови, – пояснила она. – Его нужно некоторое время запекать, поэтому я хотела поставить его в духовку. Не знала сколько времени ты проспишь, но подумала, что, возможно, будешь голодным, когда проснешься.
– Что еще за кюгель? – пробормотал я, уткнувшись головой ей в живот и обвив руками за талию.
Николь рассмеялась.
– Позже покажу, – пообещала она. – Тебе не обязательно вставать, если ты пока не хочешь. Поспи еще.
Я пристроил голову у нее практически на коленях и вновь прикрыл глаза, прислушиваясь к окружающим звукам, как она перелистывает страницы книги, как стучит по крыше начавшийся дождь, и как урчит живот Николь.
Живот Румпель весь... журчал и я хмыкнул ей в ногу.
– Над чем смеешься? – спросила она.
– У тебя бурчит в животе.
Я посмотрел наверх и Николь бросила на меня взгляд сверху вниз.
– Ну спасибо! – огрызнулась она.
Я обвил руки вокруг упомянутого животика и поцеловал через футболку.
– Я люблю его, – сказал ей и чуть отодвинулся, чтобы лучше ее видеть. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. – Выражение лица Николь смягчилось, и она положила раскрытую книгу на ночной столик обложкой вверх. – Все еще уставший?