Офсайд
Шрифт:
Игра продолжилась, но я потерял концентрацию, когда шериф подошел к нему и положил руку на папино плечо.
Мяч отправился в сетку позади меня, а я смотрел, как папа подскочил со своего складного стула и побежал к парковке. Шериф Скай подошел к моему тренеру, а после и к судье, прежде чем тот успел дать свисток к возобновлению игры. Тренер подозвал меня к боковой линии и сказал, что мне нужно поехать с полицейским офицером. В машине по дороге в больницу шериф Скай рассказал мне об аварии.
Я надел рубашку с парой темных брюк Докерс40.
Сжимая ключ от джипа, медленно повернул его в зажигании, и машина плавно завелась. Удостоверившись, что хризантемы не перевернутся на пол с пассажирского сиденья, я тронулся с подъездной дорожки. Добраться до места не заняло много времени — наш городок был невелик, — и городское кладбище было на той же стороне города, что и наш дом.
Припарковавшись на стоянке, вышел из машины, неся хризантемы в горшке и небольшую ручную лопатку. Я прошел мимо деревьев, обойдя пару больших каменных памятников. В центре кладбища был маленький мавзолей — и я свернул от него влево. Рядом, у края тропинки, была большая прямоугольная плита из розовато-лилового мрамора.
Фрэнсис Мэлоун
Любимая Жена и Мать
Опустившись на колени на влажную траву, с помощью лопатки я вырыл достаточно большое отверстие для хризантем, вытащил цветы из пластикового горшка и посадил их в землю рядом с надгробной плитой. Откинувшись назад, глубоко вздохнул и пробежал руками по волосам. Я чуть сдвинулся и плюхнулся на задницу рядом с ее надгробием, подтянув колени поближе к груди.
— Привет, мама, — сказал я мягко, — Я, эм… принес тебе цветы. Их продавали на распродаже.
Прочистил горло и обхватил руками колени.
— Прости меня за то, что я сделал, — прошептал я. — Тем не менее, я все еще держу свое обещание. Я больше никогда ничего не забуду, клянусь. Я ничего не забыл с того дня, мама. Ничего.
Некоторое время я просто сидел, проигрывая тот день снова и снова… поездку в больницу, часы ожидания в приемных покоях, прежде чем кто-то вышел и забрал меня в другую комнату, где я снова сидел долгие часы. Наконец вышел папа, взбешенный, взял меня в комнату, где была мама — подсоединенная к дюжине шумных аппаратов, благодаря которым она была еще жива. Чтобы я попрощался. Потом меня увела медсестра, попытавшаяся отвлечь меня, дав раскраски, в то время как папа отключал маму от аппаратов. Поездка домой. Взгляд в глаза папы, когда он вновь и вновь бьет меня. Понимание, что это была моя вина. Понимание, что я заслуживаю все это.
Он сказал всем, что я был слишком расстроен, чтобы прийти на похороны. Он не хотел, чтобы они видели мои синяки.
Конечно же, начался дождь, но я едва его замечал.
— Школа в этом году очень хорошая, — сказал я мраморной плите позади меня. — Команда хорошо справляется. Ах, да — и «Реал Мессини» наблюдает за мной. Папа счастлив.
Я протянул руку и сорвал одну из хризантем. Мои пальцы
— Я хожу на пару предметов с углубленным изучением. Один из них Шекспир, который, я подумал, тебе бы понравился. И на биологию. Там есть девушка…новенькая. Она из Миннесоты. Это дочь шерифа Скай. Она, эмм…она очень…интересная. Думаю, она вроде как нравится мне, знаешь ли? Не так, как другие девчонки…но я никогда не рассказывал тебе о них. Не думаю, что ты бы их одобрила, знаешь ли? Ну, точно не одобрила бы, но все же…
Я глубоко вздохнул и стер с лица капли дождя.
— Думаю, она на самом деле мне нравится, — продолжил я. — Она просто другая. Она умная — точно могу это сказать, хотя у нас лишь один общий предмет. Дело в том — я вроде как рассердил ее. Она слышала, как я говорил кое-что… кое-что не очень хорошее… и теперь она не хочет со мной разговаривать. Я не знаю, что делать.
Я протянул руку и снова и снова проводил пальцем по букве «Ф», высеченной в мраморе.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты была тут и сказала, что мне следует сделать. Мне никогда не приходилось…ну, что-то делать, чтобы добиться девушки и понравиться ей. Не знаю, как это делается. Не совсем уверен, что для этого нужно. Она сказала, что я был придурком…но она танцевала со мной на городском банкете. Она такая красивая и приятно пахнет.
Я закрыл глаза и прижался головой к коленям. Моя одежда промокла, а от ветра по телу пробегал озноб. Я откинулся назад и приложился щекой к ее надгробию. Кожей чувствовал выемки от вырезанных букв ее имени. Когда снова открыл глаза, мое зрение было нечетким от того, что я прижимался к камню.
— Я скучаю по тебе, — прошептал я. — Папа тоже по тебе скучает. Знаю, он не пришел и не сказал тебе об этом, но это правда. В этом году я снова помог ему завязать галстук-бабочку. Он боится остаться в одиночестве, когда я уеду. Я сказал, чтобы он поехал со мной, но не думаю, что он действительно этого хочет. Я просто напоминаю ему тебя, и от этого ему слишком больно — из-за того, что я рядом, и что это все по моей вине. Он застрял. Он не хочет, чтобы я был рядом, но и не хочет, чтобы я уезжал.
Я вновь закрыл глаза, стараясь не думать… не вспоминать.
Это не сработало.
Я слушал дождь.
Слушал свое сердцебиение.
Слушал прерывистый, тяжелый звук своего дыхания.
В какой-то момент дождь прекратился.
Я отгородился от всего и слушал только звуки в своей голове — звук аппарата, поддерживающего жизнедеятельность ее тела, хотя сама она уже ушла. Слушал крик папы и ритмичные удары его кулаков по моему телу.
— Томас?
Я не шелохнулся.
— Томас?
На этот раз звук сопровождался мягким прикосновение к моей руке. Приоткрыл глаза, передо мной были длинные, накаченные ноги в красных кроссовках. Я облизнул губы и попытался сформулировать ответ, но не знал, что сказать.
— Ну же, Томас.
На этот раз к одной руке присоединилась и вторая, прикладывая двойные усилия в попытке поднять меня на ноги. Я заставил себя двигаться, перекатившись сначала на колени, а затем встав на ноги. Когда мне удалось чуть сфокусировать зрение, я увидел рядом с собой Николь. Она обхватила меня рукой вокруг груди и уводила с кладбища.