Офсайд
Шрифт:
Продолжительность их периода свиданий – а не его члена.
Извращенцы.
Сочетание моих рук в пене и мыслей о том, должен был я уже трахнуть Николь к этому времени или нет, о том, как давно я вообще не разряжался, что ж… иногда что-то начинает происходить еще до того, как ты это сам осознаешь.
Папа всегда говорил, что передернуть самому – это для лузеров, которые не могут заполучить девчонку, чтобы сделала это за них. Я не передергивал себе… черт… очень давно. Может, с тех пор, как мне было пятнадцать. Если бы я хорошенько об этом подумал, то смог бы сказать точную дату, но
Может, «спустить» пару раз не было такой уж плохой идеей.
Я закрыл глаза и обхватил рукой член.
Я представил, как она пробирается в ванную и открывает дверцу душевой. Ее рука тянется и обнимает меня за пояс, а пальцы обхватывают мой пенис. Она ласкает меня сначала медленно – перенося мыло с моего тела на мой ствол, отчего он становится гладким и скользким. Ее пальцы чуть усиливают захват, скользя вдоль моего члена вверх, а затем вниз. Другой рукой она пробегает по моим яйцам, нежно поигрывая с ними, пока прижимается своим телом к моей спине. Я чувствую ее соски на своей коже.
Я уперся раскрытой ладонью в стену душевой и прислонился к ней, прижимаясь всем весом к прохладной плитке, в то время как вторая начала работать чуть быстрее. Мысли пустились вскачь.
Николь передвигается и встает передо мной, теперь я вижу ее обнаженную грудь и киску. Она опирается спиной о стену душевой и закидывает одну из своих мускулистых ног мне на талию. Я легко проскальзываю в нее своим намыленным членом, и это так, так хорошо…
Я слышал, как участилось мое дыхание, по мере того как водил рукой вверх по стволу, задевая большим пальцем текущую головку, и затем опускался к основанию. Образы Румпель, запрокидывающей голову, прижимающейся к стене, в то время как я методично врезаюсь в нее, проносились в моей голове, пока я наяривал рукой.
«Ох, блядь… блядь… Румпель…»
Мои яйца напряглись, а колени слегка ослабели, когда я выстрелил на пол душевой. Со стоном произнес имя, что придумал для нее, вместе с парочкой крепких словечек, пока мой оргазм не утих.
Охренеть, это было приятно.
Осторожно ступив на коврик ванной, я вытерся и занялся своими обычными действиями в ванной. Сначала побриться, затем почистить зубы, после дезодорант, и наконец повозиться с волосами двадцать минут, несмотря на то, что уже спустя две минуты, после того как я просто проведу по ним рукой, не будет никакой разницы. Я натянул джинсы на все еще влажные ноги, надел простую белую футболку, а сверху зеленое поло.
Я был вполне уверен, что раньше передергивать себе не было настолько приятно. Если лишь при мысли о том, чтобы оказаться в Николь, ощущения были такими… обалденными, то насколько же приятно будет заниматься с ней сексом.
Я подумал о том, что, возможно, мы сделаем это сегодня.
Довольно странно, но я ждал ее готовки больше, чем чего-либо иного. Я был не против переждать до другого раза, если она хотела этого.
Залезая в машину, я не почувствовал особой боли, но, видимо, я перестарался с тренировкой, и стоило мне добраться до дома семейства Скай и спокойно
Она была чертовски красива, чтобы не улыбнуться.
И она была моей.
Моя Румпель.
По крайней мере пока.
Румпель подготовила все к пикнику, видимо, решив устроить его на природе. У нее была куча разных фруктов – половину из них я даже не знал – и сыры, и крекеры, и хлеб. Она надеялась, что мы сможем пообедать на покрывале на заднем дворе, но только я зашел, начался дождь, так что мы перенесли пикник в гостиную.
С моим аппетитом после тренировки я уминал все, что она ставила передо мной, говоря названия различных фруктов и сыров. Очевидно, ее мать устраивала несколько винных и сырных вечеринок, и оттуда она узнала многое о сыре. Это было потрясающе.
Ну, за исключением сыра бри. Это дерьмо было противным. Оно вроде как напомнило мне о ногах.
Пока мы ели, я задавал ей тысячу вопросов о ее маме и жизни в Миннеаполисе. Она скучала по тому своему дому, и я терзался мыслями о том, как чувствовать себя по этому поводу. Мне по-прежнему хотелось оторвать яйца тем двоим парням, которые сотворили с ней то дерьмо, но в то же время я был рад, что сейчас она была здесь со мной.
Сейчас.
Пока что.
Дерьмо.
Я знал, что нужно было поведать ей о словах папы, сказанных прошлым вечером, но мышцы все еще были сильно окаменевшими, и я дерьмово себя чувствовал. Мне не хотелось усугублять свое состояние, рассказывая ей еще и о той херне, поэтому я ничего не сказал.
Пикник закончился, и я помог ей отнести все на кухню, прибрать и разложить все по местам. Мне довольно неплохо удавалось маскироваться, пока она не попросила меня убрать поднос на верхнюю полку и не услышала, как, потянувшись, я зашипел.
– Ты в порядке? – спросила Николь.
– Э-э… конечно! – сказал я, одаривая ее полуулыбкой и надеясь, что она купится.
Откуда же взяться такому везению.
– Бред собачий, – она уперла руки в бока. – Что с тобой не так?
– Мышцы, – признался я. – Ничего такого.
Глаза Николь потемнели, а голос понизился:
– Твой папа?…
– Нет, нет, – ответил я, качая головой. – Папа уехал из города на неделю. Правда, просто немного ноют из-за тренировки.
– Немного ноют?
– Ну, довольно существенно, вообще-то.
– Томас, – вздохнула Николь с досадой. – Почему ты просто не позвонил? Нам не обязательно было сегодня встречаться.
– Я не хотел это пропустить, – сказал я и, сузив глаза, перевел взгляд в сторону окна. – Я… Я хотел увидеть тебя.
Она сделала шаг навстречу, и я посмотрел на нее, в тот момент как мы оба потянулись к бедрам друг друга. Я наклонился и поцеловал ее, совершенно не заморачиваясь тем, что на вкус она была как бри с инжиром. Я прижался к ее лбу своим, мои глаза все еще были закрыты. Колени немного тряслись.