Оглядываюсь и не сожалею
Шрифт:
Современной молодежи трудно представить, как настойчиво и последовательно на протяжении 30 лет во всех сферах человеческой жизни внедрялась система неразрывной зависимости успехов от личного прямого или косвенного влияния Сталина. В конце концов, это превратилось в подобие религии, воспринимавшейся без тени сомнения, с трепетной верой, граничащей с фанатизмом.
Те, кто не разделял этой веры, сурово наказывались. Я вспоминаю тот период, как время всеобщего подозрения друг к другу, боязни и безусловного преклонения перед Сталиным. Я его боготворил, как и многие, ревностно с горячностью защищал его действия, когда в тесном кругу кто-либо позволял себе сомневаться в этом. Неудивительно, что известие о его кончине было воспринято как всеобщее горе, никто не стыдился своих слез, произносились горячие речи и клятвы продолжить дело Сталина. У меня сохранились некоторые газеты тех дней, и просмотрев их, можно сложить для себя достаточно
Затем меня постигло по-настоящему большое горе – 25 сентября 1953 года скончался мой папа. Он последние годы страдал от стенокардии, а последние дни жил только за счет кислорода.
Но жизнь шла своим чередом. Я был уже начальником отдела, много ездил в командировки. Иногда отсутствовал месяцами. Наташенька выросла, ходила в садик. Мы по-прежнему жили в одной комнате. В воспитании Наташи и в домашних делах большую помощь оказывала Танина мама, Ксенья Максимовна, которая жила с нами и периодически выезжала в Киев или в Москву, где у нее были внуки – Сережа, Таня, Рита, Вова.
В 1953 году у нас появилась первая машина «Победа». Это событие наложило большой отпечаток на нашу жизнь, особенно в части систематических поездок в Москву за продуктами, осенью за картошкой, а главное, мы начали регулярно проводить выходные за городом с друзьями в любую погоду.
В 1954 году родились Ира и Оля. Это было как гром среди ясного неба. Мы ждали сына, и вдруг – две дочери. Сразу стали многодетными. Воспитание двойни – это очень тяжелое дело во всех отношениях. Наше счастье, что нам вскоре дали трехкомнатную квартиру в новом доме. Этим я обязан Сергею Павловичу Королёву, о чем я подробнее напишу ниже.
Иногда мы делали выезды в Москву в ателье ГУМа с целью заказать обувь или одежду. С вечера останавливались в переулке и дежурили до утра, а потом бегом, кто кого перегонит, на четвертый этаж. Но игра стоила свеч – делали отлично.
О том, как мы проводили выходные, можно написать много и интересно, однако это, на мой взгляд, дело моих преемников. Скажу лишь одно – общение с природой и друзьями – это счастье! Сколько смеха, рассказов у костра, а какая зарядка на всю неделю! У нас было все необходимое: палатки, спальные мешки, газовые плитки и даже лодки. Я всегда любил парусники, и когда приобрел польский швертбот «Мёва», был на седьмом небе. Жаль, что мало пришлось походить под парусом, одному трудно, а дочери не помощницы.
В 1959 году на высоком берегу Пироговского водохранилища нашей организации выделили землю под садовые участки. Получили участок и мы. Место изумительное! Начали осваивать, вывозить с участка песок с галькой, обносить забором. Было трудно. Я в этот период работал в Москве, времени свободного совсем не было. Таня занималась с Наташенькой. Мы дрогнули и в скором времени отказались от участка. Опять стали ездить в лес и не жалели. Особенно запомнились отпуска, проведенные в Батурине на берегу Сейма и на Волге в районе Дубны. Ездили на машине и в Крым. Наташа практически каждый год была либо в пионерлагере, либо в Киеве, либо в доме отдыха. Ира с Олей тоже. Сохранилось много их писем, очень интересных. Надеюсь, что их когда-нибудь обработают и должным образом прокомментируют.
О Сергее Павловиче Королёве
Фамилию академика С. П. Королёва сегодня знает весь мир. Он стал человеком-легендой, перед памятью которого преклоняются все, кто знал его лично или узнал по рассказам других. Я не встречал человека, который придерживался бы другого мнения. О нем написано много и разносторонне, и я очень рекомендую прочитать хотя бы одну из таких книг, они по праву должны быть отнесены к серии «Жизнь замечательных людей». Интересен дом-музей С. П. Королёва в Москве. Мне выпало счастье долгие годы, с 1947 по 1966-й, то есть до его кончины, знать Сергея Павловича и работать под его руководством. Время, как правило, сглаживает в памяти образы людей и события. Однако, в данном случае чем дальше, тем более величественным предстает перед нами образ этого гиганта, тем более осмысливаешь отдельные черты его характера, его действия, стиль работы, отношение к людям и главное – его заслуга перед человечеством в деле начала практического освоения космического пространства, что всем миром признано как начало новой эры в истории Земли! Думая о нем, ловишь себя на мысли (и это подмечают многие, знавшие его), что вспоминаешь не только руководителя, начальника, причем очень грозного, но и близкого, дорогого тебе человека, у которого хочется научиться многому. Все, что он
Наблюдать за ним было очень интересно и поучительно. Я не намерен пересказывать здесь то, что уже описано в упомянутых книгах о Сергее Павловиче, а ограничусь лишь теми эпизодами, которые имеют отношение ко мне и дороги мне. В отдельных случаях, может быть, позволю себе отойти от этого принципа. Все, кто работал с Сергеем Павловичем, за исключением единиц, знали только его настоящее и лишь только после его смерти узнали прошлое, а оно оказалось не менее интересным, что также можно узнать из опубликованных книг.
В 1947 году я поступил работать на то же предприятие, где работал Сергей Павлович, однако до 1951 года был в подчинении у другого главного конструктора, того самого, у которого я работал до поездки в Турцию. И вот однажды, когда на предприятии проходила реорганизация, я повстречался на территории с Королёвым. Он остановил меня и прямо в лоб задал вопрос: «Хотите работать со мной?» Я опешил от неожиданности. Не предполагал, что он знает мою скромную персону. Позже я узнал, насколько серьезно СП (так мы его звали между собой и так он подписывал резолюции на письмах и неофициальные документы) подходил к подбору кадров. До разговора со мной он, конечно, имел обо мне исчерпывающую информацию, как официальную, так и личную, в частности от Нины Ивановны Котенковой, переводчицы, рабочий стол которой стоял рядом с моим кульманом. Вскоре она стала его женой.
С первых дней общения с СП я понял, насколько этот человек стоит выше тех руководителей, с которыми я имел дело раньше. Поражала его собранность, высокая степень организации, непреклонная воля и непреодолимое, почти гипнотическое влияние на людей. Позже я прочитал высказывание У. Черчиля о Сталине, в котором он, в частности, говорил – «Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде вставали и, странное дело, почему-то держали руки по швам…». Аналогичное чувство испытывало большинство людей при общении с Сергеем Павловичем. Но это не было чувство страха, он никогда, без необходимости, не подавлял волю собеседника, был корректен, справедлив. Он был исключительно требователен к себе и к другим, пунктуален и дисциплинирован. Всякого рода нарушения порядка вызывали у него мгновенную реакцию гнева, здесь он не знал компромиссов, и виновники получали сполна. В такие минуты его все боялись и старались уйти подальше от его глаз. Но никто его не осуждал, поскольку понимали, что это не каприз, а справедливое возмездие.
Тем более мы ценили его редкие, скупые похвалы. Особенно запомнились его выступления на ежегодных партконференциях с анализом работы подразделений предприятия. И когда он с трибуны произносил мою фамилию и говорил, что мой отдел хорошо поработал (естественно, это было не каждый раз), кровь приливала к лицу, и душу переполняло чувство благодарности к нему и желание отдать все свои силы работе. Он понимал и умело использовал силу морального поощрения. Он умел возвысить сознание своих подчиненных до уровня тех ответственных задач, которые он им поручал. Нельзя было не сделать или сделать посредственно то, что поручил Королёв. Да, работали не за страх, а за совесть! Мне не раз приходилось ездить с его заданиями в самые высокие инстанции и помню, как он терпеливо, детально учил как себя держать, вести разговор, согласовывать документ. Предварительно звонил тому руководителю, к которому меня направлял и говорил обо мне, как о своем помощнике, хотя в то время я был начальником отдела. Этот невинный обман был тоже частицей плана выполнения задания, что придавало мне вес в глазах того, с кем я имею дело. Мне приходилось неоднократно по заданию СП писать срочные технические обоснования новых важных предложений. Этой работе предшествовал продолжительный обстоятельный разговор, во время которого он весь уходил в существо вопроса, просил не соединять его по телефону и раздражался, если кто-нибудь прерывал разговор. Поражала его железная логика, глубокая последовательность и неотразимость доводов. После этого я запирался где-нибудь поблизости от его кабинета и работал, иногда это было за полночь. Уезжая, СП заходил ко мне, быстро пробегал взглядом написанное, одобрительно кивал головой и, улыбнувшись на прощание, уходил, предупредив, что машина в моем распоряжении. Нередко ночью у меня на квартире раздавался телефонный звонок, и меня вызывали в цех, где шла круглосуточная работа, в процессе которой выявлялись вопросы, требующие решения конструктора. СП добился такого положения, при котором процесс производства шел без перерыва, и даже малейшая задержка рассматривалась, как чрезвычайное происшествие. Поэтому ночные вызовы воспринимались как обычное дело и не вызывали недовольства. Так надо! То же относилось и к отпускам, которые отменялись довольно часто, нередко вызывали из отпуска даже с Кавказа.