Огнем и мечом. Дилогия
Шрифт:
Так прошло около шести недель, на протяжении которых публичные дела тоже не стояли на месте. Упорная борьба между братьев-соперников, лихорадочные старания их сторонников, волнения и страсти улеглись, почти не оставив следа, и забылись. Все уже знали, что на престол взойдет Ян Казимир, ибо королевич Карл уступил брату и добровольно от участия в выборах отказался. Как ни странно, многое тут решил голос Хмельницкого: все надеялись, что гетман признает власть короля, в особенности если тот будет избран согласно его желанью. И надежды эти в немалой степени оправдались. Зато для Вишневецкого, который, как в оные времена Катон, не уставал твердить, что запорожский Карфаген должен быть разрушен, такой оборот событий был новым ударом. Теперь реальностью стали переговоры. Князь, правда, понимал,
Среди офицеров даже разнесся слух, будто князь собирается, не дожидаясь окончания выборов, покинуть Варшаву – однако это не было правдой. Князь не только не уехал, но даже посетил королевича Казимира в Непоренте, которым принят был весьма любезно, после чего воротился в город, где военные дела его еще на несколько времени задержали. Нужно было изыскать средства для увеличения войска, чего князь решительно добивался. Кроме того, на деньги Карла формировались новые полки драгунской пехоты. Некоторые уже были отправлены на Русь, другие надлежало еще привести в порядок. С этой целью князь рассылал во все концы сведущих в военном деле офицеров, дабы полки должным образом подготовить. Так были отправлены из столицы Вершулл и Кушель; наконец и Володыёвскому пришло время ехать.
Однажды он был призван к князю, от которого получил следующее распоряжение:
– Поедешь, сударь, через Бабицы и Липков в Заборов, там ждут лошади, предназначенные для полка; осмотришь их, выбракуешь и расплатишься с паном Тшасковским, а затем приведешь сюда солдатам. Деньги под мою расписку получишь у казначея в Варшаве.
Володыёвский рьяно принялся за дело, получил деньги, и в тот же день они с Заглобой отправились в Заборов сам-десят и с повозкой, которая везла деньги. Ехали медленно, поскольку вся окрестность под Варшавой запружена была шляхтой, челядью, лошадьми и возами; в деревушках на всем пути вплоть до Бабиц ни одна хата не осталась свободной от постояльцев. Среди такого обилия людей разного нрава проще простого было попасть в какую-нибудь передрягу. Так оно и случилось с двумя нашими друзьями, несмотря на все их старания и скромность поведения.
Доехав до Бабиц, они увидели перед корчмой десятка полтора шляхтичей, которые, садясь на лошадей, собирались ехать своей дорогой. Два отряда, обменявшись приветствиями, уже разъехались было, как вдруг один из всадников уставился на Володыёвского и без единого слова припустил к нему рысью.
– Попался, брат! – возопил он. – Как ни прятался, а я тебя отыскал все же!.. Теперь не уйдешь! Эй, любезные судари, – крикнул он своим спутникам, – погодите ехать! Мне надо этому офицерику пару слов сказать, а вас попрошу присутствовать при нашем разговоре.
Володыёвский довольно усмехнулся, ибо узнал в говорившем Харлампа.
– Видит Бог, не прятался я, – сказал он, – и сам тебя искал, чтобы спросить, сохраняешь ли ты еще на меня злопамятство, да Господь встретиться не привел.
– Пан Михал, – шепнул Заглоба, – не забывай: по службе едешь!
– Помню! – буркнул Володыёвский.
– Становись! – вопил Харламп. – Милостивые господа! Я пообещал этому сопляку, молокососу этому, уши отрезать – и отрежу, не будь я Харламп, отрежу оба! Прошу вас быть свидетелями, а ты, юнец, становись-ка!
– Не могу, клянусь Богом, сейчас не могу! – ответил Володыёвский. – Дай хоть несколько дней отсрочки!
– Как так не можешь? Струсил? Ежели ты мне немедля не дашь удовлетворения, я тебя под орех отделаю – своих не узнаешь. Ах ты, сморчок! Змея подколодная! В чужие дела горазд мешаться, пакостить мастак и на язык остер, а как ответ держать – в кусты сразу!
Тут вмешался Заглоба.
– Сдается мне, сударь, не за тех ты нас принимаешь, – сказал он Харлампу. – Гляди, как бы эта змея тебя и впрямь не ужалила, тогда никакие не помогут примочки. Тьфу, дьявол, неужто не видишь: офицер по служебным делам едет? Погляди на повозку – мы деньги полковые везем – и пойми, черт подери, что будучи охранять казну назначен, офицер сей собой не располагает и удовлетворения тебе дать не может. Кто этого не понимает, тот не воин, а олух! Мы под воеводою русским служим и не таких, как ваша милость, бивали, но сегодня никак невозможно. Успеется еще, время терпит.
– И верно, они же с деньгами едут, нельзя им, – сказал один из спутников Харлампа.
– А мне плевать на их деньги! – не унимался тот. – Пусть выходит драться, не то всех порешу, не сходя с места.
– Нынче я не могу драться, – сказал пан Михал, – но могу дать слово рыцаря, что через три или четыре дня, как только покончу с делами, явлюсь, куда захотите. А ежели вы обещаниям моим не удовлетворитесь, прикажу по вас стрелять, посчитав, что не со шляхтичами и солдатами, а с разбойниками имею дело. Выбирайте, черт побери, нет у меня времени с вами тут прохлаждаться!
Услыша эти слова, сопровождавшие его драгуны тотчас направили на задирщиков дула мушкетов, и движение это, как и решительный тон Володыёвского, видно, произвели впечатление на спутников Харлампа.
– Сделай уступку, – принялись они его уговаривать, – сам солдат, знаешь, что такое служба, а сатисфакцию получишь, не сомневайся, малый не робкого, видно, десятка, как и все в русских хоругвях. Угомонись, пока добром просят.
Харламп было еще покипятился, но в конце концов, уразумев, что либо товарищей своих рассердит, либо в неравную с драгунами схватку втравит, обратился к Володыёвскому и сказал:
– Дай слово, что ответишь на вызов.
– Я сам тебя вызову, хотя бы потому, что дважды одно и то же повторять просишь. Через три дня я к твоим услугам: сегодня у нас среда, стало быть, в субботу, в два часа. Выбирай место.
– Здесь, в Бабицах, народу пропасть, – сказал Харламп, – как бы не вышли какие impedimenta [160] . Давай лучше в Липкове: там спокойней и мне сподручнее – мы в Бабицах стоим на квартирах.
– А вы столь же большой компанией прибудете, как сегодня? – предусмотрительно осведомился Заглоба.
160
препятствия (лат.).
– Нет, зачем! – ответил Харламп. – Я только с родичами своими, Селицкими, приеду. Да и вы тож, spero, пожалуете без драгун.
– Это, может, у вас на поединок являются с вооруженной охраной, – сказал пан Михал, – у нас так не принято.
– Значит, через три дня, в субботу, в Липкове? – повторил Харламп. – Встречаемся у корчмы, а теперь – с Богом!
– С Богом! – ответили Заглоба и Володыёвский.
Противники разъехались мирно. Пан Михал в восторге был от предстоящей забавы и пообещал себе, что отрежет литвину усы и презентует их Подбипятке. Остаток пути маленький рыцарь проделал в преотличнейшем настроении. В Заборове он застал королевича Казимира, который приехал туда поохотиться, но лишь издали поглядел на будущего монарха, поскольку спешил обратно. За два дня управился со всеми делами, осмотрел лошадей, расплатился с Тшасковским, вернулся в Варшаву и точно в срок, даже часом раньше, явился в Липков, сопровождаемый Заглобой и Кушелем, который был приглашен вторым секундантом.