Огнем и мечом. Дилогия
Шрифт:
– И то дело! Эй, Редзян!
– Чего? – спросил парень и придержал лошадь.
Заглоба догнал его и несколько времени в молчании ехал рядом, пока Володыёвский с княжной не удалились на почтительное расстоянье, а затем только сказал:
– Знаешь, что случилось?
– Нет, не знаю.
– Реговский Богуна отпустил на свободу. Я его в Проскурове видел.
– В Проскурове? Сейчас? – спросил Редзян.
– Сейчас. Ну, как? Не слетел с кульбаки?
Свет месяца падал прямо на толстощекое лицо слуги, на котором Заглоба не только не заметил испуга, а напротив, к величайшему своему удивлению, увидел жестокую, просто звериную ненависть; такое точно выражение было у парня, когда он убивал Горпыну.
– Эге! Да ты, никак, Богуна не боишься? – спросил старый шляхтич.
– Что ж, сударь мой, – отвечал Редзян, – ежели его пан Реговский отпустил, надлежит мне самому искать случай отомстить за свой позор и обиду. Я ведь поклялся, что даром ему этого не спущу, и, кабы не барышню везти, сей же час пустился бы вдогонку: за мной не пропадет, не сомневайтесь!
«Тьфу, – подумал Заглоба, – не хотел бы я этого щенка обидеть».
И, подстегнув лошадь, догнал Володыёвского и княжну. Спустя час путники переправились через Медведовку и углубились в лес, двумя черными стенами тянувшийся от самого берега вдоль дороги.
– Эти места я хорошо знаю, – сказал Заглоба. – Бор вскоре кончится, за ним с четверть мили открытого поля, по которому тракт из Черного Острова проходит, а там еще побольше этого лес – до самого Матчина. Даст бог, в Матчине застанем польские хоругви.
– Пора бы уже прийти избавлению! – пробормотал Володыёвский.
Некоторое время всадники ехали в молчании по залитому ярким лунным светом шляху.
– Два волка дорогу перебежали! – вдруг сказала Елена.
– Вижу, – ответил Володыёвский. – А вон и третий.
Серая тень и вправду промелькнула впереди в сотне шагов от лошадей.
– Ой, четвертый! – вскрикнула княжна.
– Нет, это косуля; гляди, сударыня: еще одна и еще вот!
– Что за черт! – воскликнул Заглоба. – Косули гонятся за волками! Поистине свет вверх тормашками перевернулся.
– Поедем-ка побыстрее, – сказал Володыёвский, и в голосе его послышалась тревога. – Редзян! А ну, давай с барышней вперед!
Редзян с княжной умчались, а Заглоба, склонившись на скаку к уху Володыёвского, спросил:
– Что там еще, пан Михал?
– Плохо дело, – ответил маленький рыцарь. – Видал: зверь проснулся, из логова бежит среди ночи.
– Ой! С чего бы это?
– А с того, что его всполошили.
– Кто?
– Войско – казаки либо татары – идет от нас по правую руку.
– А может, это наши хоругви?
– Нет, зверь с востока бежит, от Пилявцев, верно, татары широкою прут лавой.
– Господи помилуй! Бежим скорее!
– Ничего иного и не остается делать. Эх, не было б с нами княжны, подкрались бы мы к чамбулу да прихватили парочку басурман, но с нею… Худо придется, ежели они нас заметят.
– Побойся бога, пан Михал! Давай, что ли, в лес свернем за волками?
– Нет, не стоит: не догонят сразу – поскачут наперехват, всю окрестность наводнят перед нами – как потом выбираться будем?
– Разрази их громы небесные! Этого только недоставало! А не ошибаешься ли ты, пан Михал? Волки обычно позади коша тянутся, а не впереди мчатся.
– Те, что в стороне, собираются со всей околицы и за кошем плетутся, а кто впереди, поджавши хвост удирают. Погляди направо: видишь, зарево меж деревьев!
– Господи Иисусе, царь иудейский!
– Тише, сударь!.. Будет когда конец этому лесу?
– Вот-вот кончится.
– А дальше поле?
– Поле. О Господи!
– Тихо!.. А за полем другой лес?
– До самого Матчина.
– Хорошо! Лишь бы на поле этом не настигли! Доберемся благополучно до второго леса – считай, мы дома. А теперь давай к нашим! Счастье, что княжна с Редзяном на Бурляевых лошадях.
Друзья пришпорили коней и нагнали едущих впереди Редзяна с Еленой.
– Это что за зарево справа? – спросила княжна.
– Не стану скрывать, любезная панна! – отвечал маленький рыцарь. – Татары это, верней всего, вот что.
– Иисусе, Мария!
– Не бойся, княжна! Головой клянусь, мы от них уйдем, а в Матчине наши хоругви.
– Быстрей, ради Бога, быстрее! – воскликнул Редзян.
И без лишних слов все четверо понеслись как ночные мороки дальше. Деревья стали редеть, лес кончался, и зарево несколько побледнело. Вдруг Елена обернулась к маленькому рыцарю.
– Любезные судари! Поклянитесь, что не отдадите меня живой! – сказала она.
– Не отдадим! – ответил Володыёвский. – Клянусь жизнью!
Не успел он договорить, перед ними показалась поляна, ровная как степь, с противоположного конца, примерно в четверти мили от путников, окаймленная черной полосой леса. Плешина эта, открытая на все стороны, серебрилась от лунного света: каждый бугорок на ней был виден как днем.
– Вот самое гиблое место! – шепнул Заглобе Володыёвский. – Если они в Черном Острове, обязательно на прогалину эту выйдут.
Заглоба ничего не ответил, только крепче упер пятки в бока лошади.
Они были уже посреди поляны, лес на противоположной стороне приближался, рисовался все отчетливее, как вдруг маленький рыцарь протянул руку к востоку.
– Гляди, – сказал он Заглобе, – видишь?
– Кусты вижу вдалеке, заросли…
– Кусты-то шевелятся. Погоняй коней, теперь уж они нас непременно заметят!
Ветер засвистал в ушах беглецов – спасительный лес с каждой секундою был ближе.
Вдруг с правого краю поляны, откуда надвигалась темная лавина, докатился сперва рокот, подобный гулу морских волн, а затем воздух всколыхнул многоголосый вопль.