Огнем и водой
Шрифт:
В пустых больничных коридорах шаги отдавались эхом. Орлов чеканил шаг, халат мантией развевался за его плечами – размера, подходящего маршалу, найти не сумели. Акентьев на положении ординарца следовал за его правым плечом, морально готовясь к встрече. Накануне он обговорил с Орловым детали предстоящего визита к Дине. Вообще-то эти детали следовало обсуждать с лечащим врачом, но, судя по всему, маршал, не доверявший эскулапам, считал, что знает лучше.
– Шарлатаны! – приговаривал Орлов, описывая в скупых красках последнюю встречу с дочерью. – Ни черта сказать не могут! То ли меня берегут, то ли себя!
Обстановка палаты и сама Дина совершенно соответствовали тому, что Переплет представлял себе в Питере. Раньше такое совпадение наверняка озадачило бы его, теперь же он не придал ему никакого значения.
– Здравствуй, – выговорила Дина бесцветным голосом.
Она хотела что-то сказать, но тут же замерла и беспокойно огляделась, словно что-то невидимое витало возле ее лица.
Маршал наклонился к дочери, закрыв спиной ее от зятя. Переплет отошел к дверям. У него на душе было тоскливо, словно и его уже заперли в этой проклятой камере.
– Посмотри! – Орлов обращался к нему. – Они же просто напичкали ее снотворным – она ничего не соображает! Спит с открытыми глазами! Дина, дочка!
Он почти кричал, но было похоже, что Дина едва слышит его, ее душа пребывала сейчас где-то далеко-далеко отсюда. Переплет покачал головой. Никакого смысла в этой встрече он не видел – Дина находилась в прострации, и ей было все равно, кто перед ней – супруг, отец или папа римский. Гостинцев они не привезли, да Дина в них и не нуждалась – здесь было все. А еще Акентьеву показалось, что его супруга в гораздо худшем состоянии, чем кажется тестю. Он даже испытал жалость, глядя на ее осунувшееся лицо.
– Ничего страшного! – Голос лечащего врача был преисполнен монашеской отрешенности.
– Простите, – спросил резко Переплет, – вы полагаете, что это состояние нормально?
– Поверьте, я наблюдал такую картину множество раз. Ничего особенного в вашем случае нет…
В кабинете они были вдвоем. Орлов, видимо, уже не раз беседовал с врачом и не желал выслушивать все снова. «Добрый доктор» обещал скорейшее выздоровление.
– Поверьте, – повторил он с настойчивостью миссионера, – я постоянно наблюдаю подобные случаи, и в большинстве из них нам удается вернуть индивидуума к полноценной жизни в обществе безо всяких последствий. Разумеется, женский алкоголизм имеет ряд особенностей, и, я бы сказал, очень неприятных… Безусловно, необходимо будет постоянно проходить обследования…
У Переплета было чувство, будто он знал заранее, что услышит. Он украдкой посмотрел на стенные часы над головой врача. Двадцать минут и хоть бы капля полезной информации! Выбравшись из стеклянных дверей больницы на свежий воздух, Орлов остановился и похлопал себя по карманам. Переплет услужливо предложил сигареты и щелкнул зажигалкой.
– Вот такие дела, Саша! – обронил маршал и добавил, помолчав еще минуту. – Хорошо, что мать ее такой не видит!
Переплет согласно вздохнул, рассматривая ножки проходившей мимо медсестры.
А лес за оградой источал аромат гнилой прошлогодней листвы, где-то в глубине его звонко пропела птица. Маршал зашагал к машине, метко швырнув на ходу окурок в урну.
Незадолго до отъезда в Москву Переплет беседовал с Дрюней, который пытался объяснить ему интересную теорию насчет сумасшедших и алкоголиков. Согласно ей, в состоянии острого алкогольного синдрома или психического расстройства у человека открывается что-то вроде второго зрения, или, если угодно, третьего глаза. Как известно, галлюцинаторные видения у этих граждан часто совпадают, независимо от страны проживания.
Переплет тогда кивнул, великодушно соглашаясь с условностью формулировок.
– Это подобно тем звукам, которые мы не слышим, но которые прекрасно распознают летучие мыши!
Теперь он вспоминал этот разговор, и перед глазами стояла Дина, ловившая что-то в воздухе. «Бедная, бедная Дина…» Почему-то сейчас он, как никогда раньше, почувствовал, что между ними все-таки есть что-то общее. Оба балансируют на грани яви и сна, только Дина не смогла устоять, а вот он до сих пор еще не сошел с ума. Сколько ему еще суждено продержаться, неизвестно. Маршал, занимавший обычно большую часть заднего сиденья машины, после визита в больницу каким-то образом скукожился, прильнул к стеклу, рассматривая деревья, и почти всю дорогу назад промолчал. Нетрудно было догадаться, какие мысли витают в его маршальской голове.
– Тебе ее хоть немного жалко? – спросил он вдруг, не глядя на Переплета.
Прозвучало как выстрел. Александр кивнул, тоже не глядя.
– Жалко! – сказал он почти искренне.
Он был уверен, что, отбыв эту повинность с визитом, сможет выбраться назад, в Питер. Но, как оказалось, у тестя были другие планы. Вечер предстояло провести в обществе нужных людей.
– Тебе понравится, – пообещал маршал Акентьеву и, догадавшись, о чем тот сейчас думает, пояснил, что никого из свидетелей Дининого дебоша на этом вечере не будет. Зато будут люди, которые могут оказаться полезными Переплету в дальнейшем. Акентьев решил поверить – обманывать его Орлову не было никакого резона.
Вечер организовали на дому у Орловых. Маршал вышел к гостям в обычном костюме, ничто в его лице не выдавало трагедии. «Эге, – подумал про себя Переплет, – вот ты какой, товарищ Орлов. Недаром, наверное, нас судьба все-таки свела!»
Гостей не набралось и десятка – и лишь одно знакомое лицо. «Стратег» Раков подошел, едва ли не подобострастно кланяясь, – это было забавно, если вспомнить, каким загадочным и важным казался он на том междусобойчике, где они встретились впервые. За столом Раков оказался по правую руку от Переплета и определенно собирался что-то рассказать, но не успел.
– Вот, товарищ Акентьев нам сейчас поведает все о делах загробных… – прошелестел кто-то с другой стороны.
Переплет повернулся и увидел старика с гладким черепом, украшенным сбоку похожей на муху бородавкой.
Старика звали Аристарх Никольченко, он был загадочной личностью – одним из тех чиновников, что при собственном незначительном статусе почему-то умудряются присутствовать на подобных собраниях, где к ним относятся с подчеркнутым уважением. Переплет сразу почувствовал, что к этому человеку стоит держаться поближе.