Огненная арена
Шрифт:
В первый же день Ораз-сердар вызвал Черкезхана:
— Ваши обязанности, господин штабс-капитан, необъятны. В поле вашего зрения должны находиться все аулы от Каспия до Амударьи, от нашего родного Копетдага до самого города Гурьева. Все мероприятия по поддержанию надлежащего порядка в крае мы осуществляем через русских приставов и туркменских старшин.
— Позвольте обратиться, господин майор. Смею ли я спрашивать с русских приставов, если понадобится? — вопрошающе заглянул в глаза своего начальника Черкезхан.
Ораз-сердар недовольно
— Ни в коем случае, штабс-капитан. Будьте осторожны. Во всех случаях обращайтесь ко мне. Я свяжусь с начальником канцелярии, а он с господином генерал-лейтенантом Уссаковским. Что касается наших, туркменских старшин, здесь тоже требуется от вас изворотливость. Как говорится, одному улыбайся, от другого сам улыбки добивайся. Один воробей, другой — орел. А вобщем, все бездельники. Я уже несколько лет стараюсь навести порядок в аулах, но никакого толку. В Серахсе какой-то армянин на арбе разъезжает, народ против царя возмущает, а Менгли-хан серахский сидит, чай пьет, ничего не видит. Дошло до того, что у самого Менгли-хана дехкане отобрали землю и воду.
— Как так?
— И в Геок-Тепе тоже беспорядки. Махтумкули-хан сам справиться не может, но и меня к себе не пускает, боится. Чуть чего, сразу крик поднимает: «Ай, ничего, сами разберемся!» О Махтумкули скажу вам так: по существующему в области порядку, именитые ханы — Махтумкули и мургабская бабенка Гульджемал — оба подчиняются, непосредственно, начальнику области. Но это не значит, что майор Ораз-сердар должен кланяться им. Оба они — совершенно безграмотные люди. И хотя Махтумкули носит погоны подполковника, он не кончал ни корпусов, ни академий. Он — дитя, повзрослевшее на коране. Сколько лет прошло, как умер мой отец Тыкма-сердар, а он и сейчас перед ним дрожит. И меня боится…
— А Гульджемал-ханум? — с интересом спросил Черкезхан.
— Ай, Черкезхан, что я могу сказать о ней. О бабах говорить не хочу. Волос длинный, а ум короток…
— Да уж это точно, — согласился Черкезхан и злая усмешка скользнула в его черных выразительных глазах. Помолчав немного, он прибавил: —Что и говорить, ум, действительно, короток.
— Я вижу, вы о своей ханум вспомнили, — сухо сказал Ораз-сердар. — Мы слышали, как оскорбила она вас в цирке.
— Как слышали?
— Да так… Вся канцелярия осведомлена о выходке вашей женушки.
Лицо Черкезхана залилось румянцем, и в горле перехватило дух от стыда. Он даже не нашелся, что ответить майору, лишь закивал и с горечью подумал: «Значит, и здесь все известно о поступке Галии!»
В тот день, приехав с работы, за ужином он долго и удрученно молчал и боялся смотреть в глаза почтенному Каюм-сердару. И без того его мучила совесть перед отцом. А теперь как же быть? Какими словами и действиями загладить свою вину? Женился — даже тоя не устроил. А привез ее — и сразу дом Каюм-сердара словно заволокло вонючей скверной. Молчание тяготило и он покаянно заговорил:
— Да, отец, не повезло мне с женитьбой… О ее проделках в цирке все офицеры знают.
Каюм-сердар насупился, глаза налились кровью.
— Когда два сумасшедших ложатся в одну постель — в доме происходит катастрофа!
— Что же делать, отец?
— А разве ты меня спрашивал, что тебе делать, когда ложился с этой сумасшедшей?
— Ну виноват, виноват я, отец. Казни меня, я в твоей власти. Но если не хочешь казнить, если хочешь, чтобы твой сын преуспевал, научи — что делать!
— Напиши рапорт русскому начальнику, что твоя жена осквернила тебя. Несмотря на то, что сама она из баскаков, ты должен дать ей развод. Вот тебе мой совет.
— А если отправить ее домой?
— Если так, то тебе навсегда надо забыть о карьере. Я не учился в Санкт-Петербурге, но, оказывается, лучше тебя знаю о дворянской порядочности. Напиши рапорт господину генералу!
— Хорошо, отец.
Черкезхан в тот вечер не переступил порога жены и не пригласил ее к себе. Галия, уже забывшая о маленькой обмолвке, вошла к нему сама:
— Что случилось, милый? У тебя неприятности на службе? Поделись же своим горем со мной!
— Подите прочь отсюда! — гневно бросил штабс-капитан. И когда жена изумленно застыла на месте, он заорал еще сильнее: — Вон от меня!
Ханум выскочила, как ошпаренная. Черкез лег и накрылся подушкой. До полуночи из комнаты жены доносились рыдания и всхлипывания. А он бесился от жестокости. «Тварь! Я покажу тебе, как не любить мужа!» — приговаривал и чувствовал на глазах горячие слезы обиды.
Не навестил он ее ни на второй, ни на третий день. Но и с рапортом на имя начальника области не спешил: было в подсказке отца что-то фальшивое. В голове не укладывалось, чтобы муж на законную жену мог написать донос.
Между тем о разладе молодой четы зашушукались женщины каюмовского подворья. Старшая жена сердара, узнав от самого Каюма о неприятном казусе в цирке, посплетничала с родственницами и прислугой. Те поплевали за воротник: «Не приведи аллах жить с такой бесстыдной, которая не любит мужа!» и стали сторониться Галии. А ханум лишь хмыкнула: «Ах, вот вы как!» — и еше выше задрала голову. «Ничтожество!» — произносила она с пренебрежением, когда свекровь со своими сверстницами при встрече с ней замолкали и отворачивались в сторону. С каждым новым днем атмосфера в доме нагнеталась. Наконец Черкез решился: «Хватит думать, пора действовать!»
В один из дней, придя на службу, он достал из стола лист бумаги, взял перо и уже вывел в углу листа «Начальнику…», но тут его пригласил к себе Ораз-сердар:
— Чем заняты, господин штабс-капитан? Пишете что-то?
— Рапорт, господин майор.
— Рапорт?
— Да, господин майор. Три дня ходил и думал, но теперь нет больше сил терпеть. Я человек честолюбивый, дорожу офицерской честью и никому не позволю осквернять мое имя. Пишу рапорт господину начальнику области о гнусной выходке моей жены.