Огненная арена
Шрифт:
Цирк продолжал гудеть от множества голосов. Восторг и возмущение, свист и смех сливались воедино, и невозможно было понять — будет ли продолжена цирковая программа. Наконец, на арене появился менеджер, призвал к спокойствию и следом за ним выбежал Романчи:
— Граждане и господа! — обратился он к публике.
— Прошу внимания! Сегодня мы познакомили вас с нашей новой программой! В заключение — римско-французская борьба!
И на арену вышли в разноцветных костюмах борцы.
Прошло немало времени, прежде чем появился полицейский наряд и двинулся по рядам, собирая «крамольные листки». Полицейские спрашивали: откуда появились листовки, кто забросил. А Андрей в это время сидел с Нестеровым в духане и тихонько посмеивался.
— Чуть было не грохнулся с крыши, — пояснял он, все еще волнуясь. — Адольф стекло выставил и оставил его тут же, а я наступил в темноте и поскользнулся… Чуть не до самой лестницы на спине проехал…
— Молодец, молодец, — удовлетворенно говорил Нестеров и смотрел через дорогу, в сторону цирка.
Около двенадцати ночи Стабровский вернулся домой. В комнате за занавеской горела свеча. Ксения, полураздетая, встретила его у порога.
— Боже, как долго, — проговорила она с упреком.
— О чем я только не передумала! Мучитель ты мой.
Ну, раздевайся скорее, да ложись, завтра у тебя первый час математика.
— Ксана, ты все спрятала? Чтобы никаких следов, понимаешь? Мало ли что…
— Не беспокойся. Остатки бумаг сожгла, а желатин вынесла за кладовку.
Он лег в постель и, ощущая на плече теплое лицо жены, сразу заснул.
Далеко за полночь, где-то перед рассветом, неожиданно в дверь постучали. Ксения встала с кровати и метнулась к окну. Стук повторился. На этот раз стучали настойчиво и бесцеремонно. Поднялся и Людвиг. Надел брюки, направился к двери.
— Откройте, полиция! — донесся грубый властный голос, и дверь жалобно застонала от ударов сапог.
— Ксана, все в порядке?
— Ох, Людвиг, Людвиг! У меня сердце чувствовало.
— Приказываю в последний раз: откройте, иначе взломаем! — прозвучала угроза и дверь заходила под ударами прикладов.
— Да погодите же! Что вы делаете?! — кинулась Ксения к двери и отодвинула задвижку. — Кто такие? Почему врываетесь ночью? Разве бела дня вам мало?
— Все злодеяния свершаются ночью, — цинично заявил полицмейстер Пересвет-Солтан, держа в руке пистолет и оттесняя плечом Ксению в сторону, к окну— Вы арестованы! Тонакевич, — распорядился он, пропуская вперед пристава, — начинайте обыск. А вас. уважаемые Стабровские, прошу сесть вот сюда, на лав «ку, чтобы не мешать делу.
— Господин штабс-капитан, по какому праву? — запротестовал Людвиг Людвигович. — Разве вам не известно, что я — преподаватель гимназии? Вы, вероятно, спутали меня с каким-то бандитом?
— Вот ордер на ваш арест, — ухмыльнулся Пересвет-Солтан. — А ежели этого вам мало, то вот и помощник прокурора, господин Слива здесь.
— Продолжайте обыск и не вступайте в пререкания с преступниками, — мягко посоветовал Слива.
Полицейские перевернули постель, распотрошили подушки и два чемодана, затем, обнаружив погреб, спустились со свечой туда. Но и там ничего не нашли.
Кинулись в сенцы. Тут один из полицейских наткнулся на гектографический ящик и втащил его в комнату. Жестяной ящик был испачкан желатиновой массой.
— Ищите прокламации! Они где-нибудь здесь или во дворе. Тонакевич, возьми еще двоих, сходи во двор, осмотри как следует!
Сам Пересвет-Солтан, осмотрев ящик, подошел к печи и отворил конфорку. Нагнувшись, поднял с пола щепочку и полез в печь. Осторожно придвинул щепочкой пепел сожженных бумаг и извлек его. Верх одной из прокламаций не догорел и по нему четко вырисовывалась черная надпись: «Программа Российской социал-демократической партии».
— Приступайте к составлению протокола, — распорядился Слива.
Пересвет-Солтан сел за стол, послюнявил языком химический карандаш, вывел сверху листка: Протокол.
— Ни стыда у вас нет, ни совести, — насмешливо сказала Ксения. — Я ведь эту прокламацию на дороге подобрала, когда шла домой. Подобрала, чтобы разжечь печку, а вы нас сразу в революционеров превратили!
— Помолчите, мадам, не мешайте исполнять службу, — торопливо попросил Пересвет-Солтан.
— Вы это называете службой… И даже гордитесь такой службой, — заметил Стабровский. — Но вы же просто-напросто оскорбляете людей!
— Помолчите, не мешайте…
Возвратившийся со двора Тонакевич доложил, что ничего предосудительного на ближайшей территории не найдено. Тогда Пересвет-Солтан предложил произвести обыск у хозяина дома, господина Асриянца, но Слива запротестовал.
— Только в качестве свидетеля. Попросите, чтобы пришел засвидетельствовать…
Асриянц, в ночной пижаме, поверх которой куце висел халат, вошел в комнату.
— Чем могу служить? — спросил, быстро оценивая обстановку.
— В каких связях состоите с учителем Стабровским? — спросил Пересвет-Солтан.
— Он у меня снимает квартиру… Платит исправно. Так что, претензий у меня к нему нет никаких.
— Не замечали ли вы что-нибудь противозаконного в его действиях и поступках?
— Ну что вы, господин полицмейстер. Людвиг Людвигович порядочный человек! И Ксения Петровна, дай бог, каждой быть такой честной.