Огненная арена
Шрифт:
— Как же, как же, милый друг, ну конечно! — опять пришел в движение Любимский. — Мы вже сообщали о его аресте. Но мы не можем знать, где он находится и как с ним обращаются. Я посылал сотрудника к Пересвет-Солтану, так тот ему ответил: «Не лезьте не в свое дело, пока до вас не добрались!». Но вы знаете, что они затеяли? Они же передали дело Стабровского ташкентской судебной палате. Приедет из Ташкента следователь! И пока следствие не кончится, никто не может пойти к Стабровскому на свидание. Они вже всех их держат в одиночках!
— Вы уверены, господин Любимский, что дело послано в Ташкент? — спросил Нестеров.
— Да,
— Как я раньше не мог догадаться! — с досадой проговорил Нестеров.
— А вы тоже заинтересованы судьбой Стабровского? — удивился Любимский.
— По долгу службы… И вообще, — несколько смутился Нестеров. — Вообще-то я должен поговорить с вами… У нас есть общие знакомые. Я должен вам передать привет от Батракова. И вот это. — С этими словами передал Любимскому записку, в которой значилосьз «Соломон, помоги, по возможности». И стояла подпись Батракова.
— О боже, боже! С этого бы и начали, — рассердился Любимский. — Когда вже ви его видели?
— Вчера… Я был в Кизыл-Арвате… Гордеич выразил надежду, что вы наверняка поможете нам в обзаведении типографией.
— Деньги нужны, — мгновенно отозвался Любимский. — Без денег нельзя сделать ничего. Ви меня понимаете? Только поймите правильно: деньги нужны не Любимскому. Деньги нужны людям, которые могут найти или изготовить шрифты. Вам, вероятно, нужна полная касса набора?
— Желательно…
— Ви дадите мне неделю на размышление, а потом зайдете ко мне, — тут же решил Любимский. — Но сначала давайте договоримся о вашем участии в юридическом отделе.
— Я согласен сотрудничать с вами, — сказал Нестеров. — Через неделю, как и условились, зайду… Сколько потребуется на типографию? Какая сумма?
— На первый случай рублей триста… Потом посмотрим.
— Хорошо, господин Любимский.
— Жду вас, милостивый государь!
Выйдя на Скобелевскую площадь, Нестеров еще раз в душе ругнул себя: «Черт меня побери, как же я сразу не догадался, что они отправят протоколы в ташкентскую судебную палату? Ведь дело-то политическое!»
Теперь он знал как ему поступить. План созревал на ходу. Не слишком затейливый и главное, наверняка, беспроигрышный. Он лишь на мгновение замешкался — в какую сторону идти, и тотчас свернул к русскому базару. Начиналась вторая половина дня: магазины только что открылись после перерыва. Полусонный старик-армянин в галантерее завернул для Нестерова флакончик духов и сказал со знанием дела:
— Лучше «Камелии» ничего не может быть. Пусть ваша дама помажет за ушами, и от нее до утра будет исходить благовоние.
Нестеров сунул покупку в карман и, не задерживаясь больше нигде, отправился в прокуратуру. Здесь, в казенной прихожей, он кивнул старику швейцару, отдал кожанку и взбежал на второй этаж. Как он и предполагал, пани Ставская — секретарша прокурора, пожилая, седеющая женщина с крашенными волосами, встретила его не слишком любезно.
— О боже! — скорчила она обиженную гримасу. — Но разве вы не знаете, что господин прокурор…
— Знаю, пани Ставская. Все знаю… Но я только на минутку. Не откажите в любезности принять этот маленький презент. — Он подал духи и пока она, улыбаясь, рассматривала их, спешно рассказывал, как услышал, что в галантерее появилась «Камелия» и как
Секретарша еще раз улыбнулась, повела бровями: для вас, мол, всегда пожалуйста, и вынула из шкафа серые казенные корки с подшитыми бумагами. Нестеров сел за стол, быстро перевернул несколько машинописных страниц и вот оно: «Предварительное обвинение по делу Стабровского». Пробежав несколько казенных обязательных фраз вскользь, Нестеров впился гла» зами в самую суть:
«С девятого января в ночь на десятое, примерно около полуночи, в полицейское управление г. Асхабада в сопровождении околоточного Богоявленского, явился директор мужской гимназии, господин Белоусов. Войдя, означенный положил на стол сверток с надписью: «Только осторожно». Полицмейстер Асхабада, господин штабс-капитан Пересвет-Солтан развернул сей сверток и нашел в нем пачку отпечатанной Программы РСДРП. На вопрос: «Где господин Белоусов взял оную?», последний ответил: «Нашел в арыке», но тотчас поспешил удовлетворить любопытство. Из его рассказа выяснялось, что вечером ученик мужской гимназии Мартыненко Алексей был приглашен на квартиру к наборщикам газеты «Асхабад» Хачиянцу и Егорову, которые знали сего гимназиста по его матери. Сей Мартыненко, войдя к означенным, увидел там незнакомых ему людей и подъехавшего к дому в фаэтоне учителя женской гимназии господина Людвига Стабровского. Когда Мартыненко спросил, зачем его позвали, то Хачияиц дал ему пачку прокламаций и велел их распространить среди учащихся гимназии. Выйдя на улицу, Мартыненко, однако, растерялся и, не зная, что ему делать, бросил пачку в арык. Затем побежал домой к господину Белоусову и рассказал ему все, как было…»
— Спасибо, пани Ставская, — с трудом выговорил Нестеров, возвращая папку. Какая-то невероятная тоска, злость и радость от того, что еще не поздно отомстить предателю, подавили волю Нестерова. Он еще раз поблагодарил секретаршу, спустился в вестибюль, молча оделся и вышел.
Он был подавлен прочитанным и никак не мог вспомнить: кто такой Мартыненко и откуда он взялся вообще. Ни Красовская, ни Андрюша Батраков, ни Вахнин никогда не произносили этой фамилии. «Впрочем, мать этого ренегата — знакомая Хачиянца и Егорова! Видимо, они, доверяя этой женщине, доверились и ее сыну? Но какая же сволочь этот ее сын!»
Вечером, едва стемнело, Нестеров зашел к Красовской. Поздоровавшись, неловко улыбнулся и поцеловал ей руку.
— Прости, Тамара…
— Что с вами, Иван Николаевич?
Нестеров вынул из бокового кармана пистолет, подкинул его на ладони и хладнокровно произнес:
— Предатель найден… И он должен умереть.
— Кто? — испуганно спросила девушка, чувствуя холодок на губах.
— Алексей Мартыненко — ученик мужской гимназии.
— Знаю такого, — произнесла она и глаза у нее сощурились. — Подонок высшей степени… Галантный ухажер, а главное — подлец. Знаете, что он сделал с Зиночкой Бесовой? Она хотела отравиться.