Огненная Немезида (сборник)
Шрифт:
– Так вот, – снова заговорил полковник; чувствовалось, что он хотел бы добавить своему тону пренебрежительности, да не смеет, – с тех пор, с небольшими перерывами, все это так и продолжается. Мистические вымыслы стали распространяться, как пожар; со всех сторон начали стекаться люди, чтобы посмотреть на наш лес; без всякого на то права, они слонялись по усадьбе, путаясь у всех под ногами. Мы развесили грозные предупреждения: мол, везде расставлены западни на людей и ружья с пружинным устройством, которые будут стрелять в каждого, кто посмеет приблизиться, но это лишь распалило общее любопытство, и, подумайте только, – сердито фыркнул полковник, – какое-то местное исследовательское
– Могу представить, как вам опостылела такая жизнь, – вставил доктор.
Однако загадочные явления прекратились так же внезапно, как и начались, и общий интерес к ним упал. Сочинять легенды перестали: у людей появились другие интересы. Это был июль прошлого года, – могу сказать точно, ибо я вел дневник.
– Продолжайте, я внимательно слушаю, – подстегнул рассказ доктор Сайленс.
– Так вот, совсем недавно, в последние три недели, все неожиданно вернулось на круги своя. Началась – как бы это определить – яростная атака! Можете себе представить общее положение дел, если я скажу, что у меня появилось желание уехать.
– Начались частые пожары или, быть может, поджоги? – предположил доктор Сайленс; говорил он очень тихо, как бы про себя, но полковник Рэгги все же его услышал.
– Клянусь Юпитером, сэр, вы как будто перехватили мои слова! – воскликнул он удивленно, глядя то на доктора, то на меня и бренча монетами в кармане, словно таким образом пытался найти объяснение необыкновенной проницательности моего друга.
– Все дело в том, что у вас очень живое мышление, – спокойно объяснил доктор, – и ваши мысли, еще до того, как вы выражаете их вслух, становятся мне ясны. Элементарное чтение мыслей.
Как я понял, он вовсе не хотел озадачить этого доброго человека, а просто демонстрировал собственные способности, чтобы обеспечить полное повиновение своей воле.
– Боже праведный! А я и понятия не имел… – и полковник продолжил рассказ. – Сам я, признаюсь, ничего не видел, но непредубежденные, как я полагаю, свидетели утверждали, что по лесу протекают тонкие ручьи огня, а его языки протягиваются иногда по направлению к нашему дому… Вот здесь, – он показал пальцем на карту и заговорил так громко, что я чуть не подпрыгнул от неожиданности, – где западный край плантации смыкается с лужайкой позади дома (темные пятна означают заросли лавра), здесь-то и видели эти огненные языки. Из леса они перебрасывались на лавр, а уже оттуда – на дом. «Прямо как ракеты или молнии – такие ослепительные вспышки», – пояснял один из свидетелей.
– Эти свидетельства можно считать достоверными?
– Языки огня и в самом деле достигали дома. Они оставили подпалины на стенах прачечной. Вы увидите их завтра. – Полковник еще раз показал на карту и, выпрямившись, обвел взглядом комнату с таким видом, будто сказал нечто совершенно невероятное и ждет возражений.
– Они были опалены – как лица, – пробормотал доктор, многозначительно глядя на меня.
– Да, опалены, – подтвердил полковник, в возбуждении недослушав конца фразы.
Последовало продолжительное молчание, нарушаемое лишь бульканием керосина в лампе, потрескиванием угля и тяжелым дыханием полковника. По моей спине пробежал неприятный холодок и я подумал, не запрезирает ли меня хозяин, если я попрошусь спать к нему в комнату? Часы на каминной доске показывали одиннадцать. «События развиваются с потрясающей быстротой», – от этой мысли мне стало не по себе. Мое любопытство ожесточенно боролось со страхом. Но даже если бы и можно было пойти на попятный, думаю, любопытство легко одержало бы верх.
– Разумеется, у меня есть враги, – на этот раз жестко сказал полковник, – ведь я уволил множество слуг и работников.
– Враги тут ни при чем, – заметил Джон Сайленс.
– Вы думаете? В каком-то смысле я рад это слышать, но… Есть много такого, с чем можно справиться, если принять соответствующие меры…
Не закончив фразу, полковник опустил взгляд с выражением мрачной суровости, по всей видимости, свойственной его характеру. Этот боевой командир испытывал ненависть и презрение при мысли о враге, с которым нельзя схватиться врукопашную. Он вернулся на свое место. Из груди его вырвалось что-то похожее на вздох. Доктор Сайленс промолчал.
– Насколько возможно, я стараюсь держать свою сестру в неведении относительно происходящего, – сказал он без всякого перехода, как если бы просто размышлял вслух. – Будь ей все известно, она нашла бы какое-нибудь примитивное объяснение. Но я не могу. Хотя и уверен, что оно должно существовать!
Наступила многозначительная пауза. Правда, паузой ее назвать было трудно: оба собеседника продолжали размышлять так быстро и упорно, что их мысли, казалось, звенели, облекаясь в слове. Я же находил некоторое успокоение в том, что доктор, очевидно, был уже на пороге разгадки. По всей видимости, он уже мысленно определил природу этой сложной проблемы. Лицо его походило на застывшую маску – он пользовался самым минимумом жестов и слов. Вся его энергия была обращена внутрь, и я не сомневался, что с помощью непостижимых методов и способов, которые Джон Сайленс освоил с таким бесконечным терпением и трудом, он уже вошел в контакт с силами, проявляющимися в этих необычных феноменах, и обдумывал, как совлечь с них покров тайны и наиболее эффективно нейтрализовать их действие.
Полковник Рэгги тем временем проявлял все большее и большее беспокойство. Он то и дело поворачивался к моему компаньону с явным намерением заговорить, но каждый раз передумывал. А потом подошел к внутренней двери и быстро ее распахнул, видимо, чтобы проверить, не подслушивает ли кто через замочную скважину; на мгновение он выскочил из комнаты, и я услышал, как он открывает наружную дверь. Несколько секунд полковник стоял в коридоре, шумно к чему-то принюхиваясь. Затем тщательно закрыл обе двери и вернулся к камину. Было заметно, что он испытывает странное, все возрастающее возбуждение. По всей вероятности, полковник собирался с духом, чтобы сделать какое-то трудное для него признание. А Джон Сайленс, как я понял, терпеливо ждал, когда он решится высказать, что у него на уме. Наконец, полковник повернулся к нам, расправив широкие плечи, и заметно напрягся.
Доктор Сайленс ободряюще посмотрел на него:
– Мне больше всего помогают именно ваши наблюдения.
– Дело в том, – заговорил полковник, понизив голос, – что на прошлой неделе произошло несколько возгораний в самом доме. Если быть точным, – три возгорания, и все три – в комнате моей сестры.
– Да, – произнес Джон Сайленс таким тоном, будто именно это и ожидал услышать.
– И все три совершенно не поддаются объяснению, – добавил полковник, усаживаясь.
Я начал понимать причину его сильного возбуждения. Он наконец осознал, что никакое простое, «естественное» объяснение, поисками которого он занимался все время, здесь совершенно неприменимо, и это бесило его.