Огненное лето 41-го
Шрифт:
Комполка пытается собрать всех, но тщетно. Мальчишки уже почувствовали свою силу и безнаказанность, поэтому не собираются оставлять немцев. Ну, чистые котята, которым мама-кошка впервые принесла мышь — гоняются чуть не за каждым солдатом.
Рядом ко мне пристраивается Гетманов, рукой показывает влево-вверх. Б…, ну да, так и есть. Пришла расплата за нахальство: с запада к нам медленно, но неумолимо приближаются десятка два темных точек. Ох, сейчас нам достанется на орехи!
Чуть сбоку пристроился Лобов и еще несколько «стариков», мы идем лоб в лоб
И вдруг… нет, я просто не верю своим глазам! Неужели нам все-таки повезло! Приближающиеся к нам самолеты оказываются не истребителями, а идущими на штурмовку наших наступающих дивизий юнкерсами…
Глава 21
Уже третья декада августа, а мы всё торчим на одном месте, всё в том же проклятом лесу! Уж не знаю, о чем и каким местом там наши начальники думают, но сидит у меня это всё, знаете где? Вот-вот, именно там и сидит, правильно угадали! Ну, сколько можно на одни грабли наступать?!
Вот, например, очередной приказ: «вперёд, отбить Починок у немцев обратно!» Так честное слово, еле сдерживаюсь, чтобы до танка дойти и уже внутри высказаться! Враг прёт со всей дури, забрасывает нас бомбами и снарядами, а мы стоим, насмерть стоим! Или, наоборот — ломимся в лоб, бессмысленно теряя людей, танки и орудия. Вот так второй месяц и воюем, пора бы хоть чему-нибудь научится. Эх, одно слово — Жуков… Только и умеет, что солдатской кровью немцев заливать…
В расстроенных чувствах выхожу из землянки и смотрю на небо. Ясная сегодня погода будет. Солнышко поднимается, роса густая на траве так и серебрится, туман между деревьев потихоньку ползёт. Красиво… Эх, сейчас бы на залив, треску закидушкой потягать или окушка пучеглазого выудить, «золотаря» в локоть длиной. Завялить его, да с пивом! М-м-м, вкуснятина… Да, мечты-мечты, где ваша сладость…
Вместо пива и вяленого окуня передо мной появляется посыльный из штаба полка, только какой-то он пришибленный, словно бочку солёной рыбы на себе пёр.
— Товарищ капитан! Вас срочно в штаб вызывают!
Я с досадой сплёвываю на траву:
— Опять наступать на Починок?
Тот секунду молчит, затем оглядывается и шепчет:
— Товарищ капитан, нас… окружили!
Не понял…
— Чего, чего?
— Окружили нас, фашисты Рославль захватили! Что делать будем?
— Заткнись и молчи, нечего панику разводить! Если наши не прорвут кольцо, сами выберемся, вон у нас какая сила!
Я показываю ему на торчащую из-под земли башню «КВ-2» и грубо толкаю его:
— Веди, Сусанин!..
Не врал лейтенант насчёт окружения — проломил-таки Гудериан наши порядки! Слишком мы лобовыми атаками увлеклись, совсем про фланги позабыли. Вот они и натянулись, как та струна, а он по этой жилке своим танковым ножиком и чикнул. Со звоном всё и лопнуло, ох, с каким звоном! На целых двенадцать дивизий полного состава звенело-грохотало, вместе со всеми нашими танками, артиллерией, складами…
Не ожидало,
Думаете, забыл я про того комиссара Рабиновича? Он ведь мог тогда людей в атаке не класть, а просто с рубежа расстрелять всех гансов из пушек! Так нет, им атаку вынь да положь! А что та атака никому, кроме Смерти с косой, и не нужна была — на это им плевать…
Ну за что нам это, за что?! Ведь сказал же когда-то один мудрый человек своим солдатам: «ваша задача — не умереть за Родину! Ваша задача — заставить мерзавцев с той стороныумереть за свою Родину!»…
Вот как надо делать, а не класть людей тысячами в бесполезных боях. Силён враг? Так измотать его, выбить танки, посечь пехоту, заставить припасы зря израсходовать. А уже потом, когда фашист выдохнется, устанет — в лоб ему, да поленом, да со всего маху…
— Батальон! Ста-а-ановись!
Дежурный докладывает. Я киваю, выхожу вперёд и начинаю толкать речь. Сначала, конечно, не забываю восхвалить вождей, отцов-командиров и мудрость основателей (политрук удовлетворенно кивает), затем перехожу к главному, ради чего и построил ребят. Объясняю им ситуацию, но уныния в ответ, как ни странно, не наблюдаю.
Это радует. Нет, я серьезно — правда радует: значит, они мне действительно верят. Отлично! Приказываю зампотылу немедленно разжиться горючим и боезапасом, причём, как можно больше, а экипажам — немедленно приступить к профилактическим работам, поскольку, когда станем прорываться, будет уже не до того. И малейшая поломка приведёт к гибели боевой единицы. Вместе с экипажем, естественно…
Короче говоря, поскольку противоречащих моему решению приказов не поступает, мы спешно, но основательно готовимся к прорыву. А ночью небо на востоке вдруг взрывается грохотом и заревом. Полыхает так, что на случайных ночных облаках отсвечивают зарницы разрывов.
Похоже, наши пошли на прорыв… в следующий миг до меня доходит: без нас! Забыли или сознательно бросили?! Ну, ничего себе! Такого даже я, уже много чего повидавший на этой сумасшедшей войне, не ожидал…
Прибегает взбудораженный старший лейтенант, командир нашего охранения?
— Товарищ танкист, товарищ танкист! А как же мы? А что же нас?
Он бессмысленно бормочет еще какие-то ненужные слова, а я чувствую, как внутри меня чёрным пологом поднимается злоба. На весь этот дурацкий мир, на эту проклятую войну, на то, что мне пришлось родиться в это проклятое время перемен…
Губы мальчишки-лейтенанта трясутся, и я сильно подозреваю (гм… очень сильно подозреваю), что он прямо сейчас разрыдается от обиды.
— Успокойтесь, товарищ лейтенант! Вы же командир Красной Армии! Какой пример вы подаёте подчинённым?!