Огненное лето
Шрифт:
Она протянула Энн на удивление твердую и красивую руку, которую та поспешила пожать.
— Розмари! Я так рада вас снова видеть! Как вы себя сегодня чувствуете?
По лицу Розмари пробежало облачко.
— Мне стало лучше. Значит, вы меня уже видели?
Энн кивнула.
— А я… я не помню, — вздохнула Розмари.
От этих слов, сказанных тихим голосом и с горечью, у Энн сжалось сердце.
— Насколько я понимаю, Розмари, сейчас уже все в порядке? Вы себя хорошо чувствуете?
— Сейчас, да, — пожала плечами Розмари.
Она подошла к
— А вы не хотите?
Энн утвердительно кивнула, стараясь по возможности сгладить свой невольный промах, так больно ранивший Розмари.
— Это со мной часто случается, — просто сказала Розмари. — Сейчас я просто забыла предложить вам кофе. А бывает, наливая его, вдруг забываю, что делаю, и проливаю добрую половину на пол.
Будь на месте Розмари любая другая женщина, Энн бы тут же крепко обняла ее и попросила извинения. Но Розмари всегда была со странностями. Хотя она открыла приют и трогательно заботилась о живших в нем несчастных детях, но в сердце свое никогда и никого не допускала. Включая Ноя, которого считала сыном. За многие годы знакомства Энн никогда не замечала между ними проявлений чувств, столь естественных в отношениях матери и сына. Таких, например, которые существовали между Джесси и матерью. Правда, теперь Энн знала, что Ной — не родной сын Розмари. Но это не меняло дела. Было совершенно очевидно, что она очень страдает. Энн же не могла равнодушно смотреть на чьи-либо страдания.
— Извините, Розмари, — сказала она. — Не могла бы я вам чем-нибудь помочь?
Розмари глубоко вздохнула и обвела взглядом кухню:
— Я люблю этот дом.
— И я тоже, — улыбнулась Энн. — Вы должны гордиться тем, что помогаете в нем стольким несчастным детям.
— Сейчас этим занимается Ной, а не я. И делает все… удивительно хорошо. Но я чувствую, что все более и более становлюсь для него обузой.
— Нет, — быстро перебила ее Энн. — Он так не считает!
— Но он заботится обо мне. Беспокоится. Я знаю это и не хочу доставлять ему волнений… Портить жизнь…
Энн положила ладонь на руку Розмари и ласково сказала:
— Вы никогда не сможете заставить сына не переживать за свою мать. Ведь он вас очень любит.
— Я этого не заслуживаю.
— О чем вы говорите, Розмари! Любой человек заслуживает любви. Разве не так? Кроме того, Ной достаточно упрям. Боюсь, даже вам при всем желании не удастся заставить его прекратить заботиться о вас.
Розмари негромко засмеялась:
— Он упрямый. Это точно. — Она хитро посмотрела на Энн и добавила: — И очень интересный. Вам не кажется?
Энн несколько смутилась и даже стала заикаться:
— О-о… Д-да! Он… вполне…
Розмари рассмеялась:
— Энн! Вы мне нравитесь. И я очень рада вас здесь видеть. Почему вы так долго не возвращались?
Энн подумала о годах, проведенных в дороге, сотнях написанных статей и информаций, о впечатлениях и о потерянной семье…
— Иногда бывает легче уехать как можно дальше, — задумчиво ответила она.
— Но теперь вы все-таки вернулись!
—
— Ненадолго? Это относится и к… дружбе с Ноем? Значит, она возобновилась тоже ненадолго? Подумайте, Энн! Вы могли бы стать ему хорошим другом. А он умеет ценить друзей!
Энн в этом сильно сомневалась. Но не хотела портить настроение Розмари и поспешила переменить тему разговора:
— Пока я здесь, то могла бы в чем-нибудь помочь вам, Розмари.
— Что ж, если вы настаиваете, то работа найдется. Скажите, вы могли бы орудовать лопатой с таким же искусством, как с пишущей машинкой? Мне страшно смотреть в огород. То, что там творится, просто ужас! Все заросло сорняками. А кусты помидоров вот-вот сломаются под тяжестью плодов. Поймите, я не жалуюсь. Ной, конечно, постарается навести там какой-то порядок. Но ведь он никакой не земледелец. Компьютеры, возня с детьми — его дело! А огород… Боже, да Ной для этого просто не создан!
В этот момент в коридоре раздался страшный грохот. Розмари и Энн бросились к двери…
На верхней ступеньке лестницы, ведущей на первый этаж, стоял парнишка лет тринадцати. Он только что опрокинул с площадки огромную корзину яблок, и они с невероятным шумом хлынули вниз по лестнице, подскакивая и разбиваясь на ступеньках. Мальчик же с трудом сдерживал слезы, что не помешало ему бросить дерзкий, вызывающий взгляд направо. Энн посмотрела в ту сторону и увидела Ноя, спокойно взиравшего на все происходившее. Постояв так еще несколько секунд, он поднял глаза на виновника безобразия. Тот стойко выдержал взгляд.
— Я это сделал нарочно, — пролепетал он дрожащим голосом. — И подбирать яблоки не буду!
— Будешь, — тихо и без всякого раздражения в голосе возразил Ной. — А я тебе помогу. Давай сразу же и начнем.
Мальчик спустился на ступеньку ниже и остановился.
— Почему я должен вам помогать их собирать? — прохныкал он. — Вы все равно собираетесь меня выгнать. Но я и сам не вернусь сюда.
— Да, — мрачно подтвердил Ной, — назад ты уже никогда не вернешься.
Мальчишка спустился еще на одну ступеньку и, глотая слезы, продолжал канючить, как будто не слыша слов Ноя:
— Только пускай он попробует еще раз меня тронуть! Я убью его! Честное слово!
Ной с состраданием посмотрел на бедного мальчугана и сказал:
— Нет, Джерри. Если он посмеет снова тебя тронуть, то не ты, а я убью его.
Эти слова прозвучали с удивительным душевным теплом.
Мальчик сделал попытку успокоиться, но слезы продолжали течь по его щекам. Тогда он закрыл лицо руками и с горестными рыданиями бросился в объятия Ноя. Тот прижал его к себе и ласково похлопал ладонью по спине, нашептывая в ухо какие-то добрые слова. Какие именно, Энн не расслышала. Но ее глаза вдруг увлажнились, а к горлу подкатил комок. Она восторженно и умиленно смотрела на этого большого сильного мужчину, отдававшего всю душу ребенку. Энн, улыбнувшись, повернулась к Розмари. И тут же улыбка увяла на ее лице. Розмари смотрела холодно, отчужденно, вновь скрывшись в своей ракушке…