Огненное лето
Шрифт:
Энн читала в его глазах отчаяние, страх оказаться брошенным. Боль за него и за себя переполнила ее душу.
— Тебе будет не хватать меня? — спросила она.
— Нет, — отрезал Ной.
Он повернулся и пошел к двери.
— Не лги! — бросила вслед ему Энн.
Ной остановился. Потом вернулся и взял ее за плечи.
— Хорошо. Я буду тосковать по тебе. Ты это и сама отлично знаешь. Но сегодня ночью ты сказала нечто очень важное для меня. И тут же убежала. Как так можно?! Говорить подобные вещи и потом спокойно уезжать!
Энн попыталась освободиться от его рук, но Ной продолжал крепко держать ее за плечи. Она поняла, что бороться бесполезно, и прошептала:
— Я сказала, что люблю тебя, Ной. И могу повторить это.
— Но почему ты уверена в этом?
— Потому что чувствую. Я не прошу тебя говорить мне то же. Хотя, конечно, очень бы хотела, чтобы мои чувства оказались взаимными. К сожалению, это не в моих силах. Но моя любовь — это подарок тебе, о котором ты не просил. И все же я его преподношу. На сегодняшнюю ночь.
Ной протестующе замотал головой.
— После всего того, что ты сказала, можно ли даже думать об отъезде?
— Попроси меня остаться, — прошептала она.
В темно-коричневых глазах Ноя появилось паническое выражение.
— Я не могу…
— Почему? — с негодованием прошептала Энн. — Потому что ты нужен мне не в общепринятом смысле, которому все здесь без оглядки следуют?
Ной молча повернулся, вышел из комнаты и через холл направился в ванную. Сорвав с вешалки полотенце, он бросил его Энн и, пока она закутывалась в него, долго и тщательно вытирался другим.
— Это был удар ниже пояса, — пробормотал он сквозь зубы.
— Возможно. Но разве это не правда? Ты окружил себя людьми, которые в тебе нуждаются гораздо больше, чем ты в них.
— К черту все это! — воскликнул Ной и отбросил полотенце, забыв, что остался совсем голым. — Я уже сказал там, на берегу, что хочу тебя! Готов о тебе заботиться. И что у меня и мысли нет сделать тебе больно! А ты ответила, что…
— Не надо. Я сама все отлично помню: «того, что ты сказал, для меня вполне достаточно». Так ведь я ответила тебе тогда?
Энн подошла почти вплотную к Ною, тоже отбросив полотенце.
— Могу подтвердить это и сейчас!
«И подтверждаю…» — докончила она про себя, чувствуя, как губы Ноя впиваются в ее…
Солнце взошло только через два часа. Энн спала счастливым сном, раскинувшись более чем на три четверти постели и укрытая всеми имевшимися одеялами. Ною же удалось заполучить для себя лишь уголок одного из них…
Она собиралась уехать. Возможно, даже сегодня. Ной с болью думал об этом. Но считал себя не вправе просить Энн остаться. Ибо не мог ничего ей предложить. Совсем ничего. Деньги и всякого рода материальные блага для нее ничего не значили. В свое время Энн отдавала им должное, но с тех прошло много лет, за которые она успела приобрести почти все, что хотела. Впрочем, нет! Она желала получить и еще кое-что, чего Ной не мог ей дать. Его любовь.
Как заставить ее понять, что в вопросах любви Ной Тэйлор отнюдь не гений? Он сам считал себя недостойным такого чувства. Это внушила ему родная мать. И прошло немало лет, прежде чем Ной понял, что любви достоин каждый. Но даже после этого он время от времени старался убедить себя, что лично ему никакая любовь не нужна. Не в последнюю очередь и потому, что это чувство почти всегда связано с душевной болью. А ее он уже успел испытать.
Почувствовав пустоту в желудке, Ной встал с кровати и натянул на себя еще невысохшие брюки. Все тело его ныло, будто накануне он целый день таскал тяжести. Может быть, виною тому был ночной безудержный секс? Действительно, такого безумства в его жизни еще не было…
Итак, Энн уезжает. Его взволнованно бьющееся сердце решительно протестовало против этого. Но умом Ной понимал, что ей надо уехать и жить подальше отсюда. Для собственного же блага. Какое он имеет право уговаривать Энн ради него отказаться от спокойной и безопасной жизни? Тем более что здесь не может ей ничего предложить!
Пустой желудок вновь напомнил о себе. Наверное, Энн тоже проголодалась. Сейчас он приготовит завтрак и подаст ей в постель.
Ной на цыпочках вышел из комнаты в примыкавшую к ней миниатюрную кухню и включил плиту. Через несколько минут на сковороде уже шипел огромный омлет. Но тут зазвонил телефон.
Ной быстро схватил трубку, не желая, чтобы кто-нибудь разбудил Энн, кроме него самого.
— Алло!
— Здравствуйте. Это звонит Сью, редактор Энн в Нью-Йорке. Она дома?
— Она спит.
— Узнаю Энн, — рассмеялась Сью в трубку. — Она никогда не была ранней пташкой. Не будите ее. Иначе разговора все равно не получится. Просто скажите, когда проснется, что я жду ее решения по поводу той прекрасной страны, которую вы зовете Калифорнией.
— Решения?
— Да. Я просила Энн ответить до понедельника. Но получилось так, что мне уже сегодня необходимо знать, согласна она выполнить эту работу или нет. Если нет, то я должна успеть передать задание кому-нибудь еще.
— Передать кому-нибудь еще? — растерянно повторил Ной, чувствуя, что выглядит в глазах Сью совершеннейшим идиотом.
— По моим расчетам Энн понадобится по меньшей мере месяц для того, чтобы выполнить эту работу. Судя по фотографиям, которые я от нее получила, у вас там совершенно роскошная природа. — Сью сделала паузу и вздохнула. — Что ж, во всех случаях пусть Энн позвонит мне и скажет, согласна она или нет. Если нет, пусть немедленно возвращается. Но не хотелось бы. Ведь она — единственный фотокорреспондент, который может сделать настоящий хорошо иллюстрированный репортаж и, вдобавок, написать серию великолепных статей. Кстати, передайте ей, что за Калифорнию я заплачу куда больше, чем за ее шотландские зарисовки. Хорошо?
— Хорошо.
Ной положил трубку. Его сердце бешено колотилось. Итак, Энн представляется возможность остаться. Она могла бы ею воспользоваться. Но решила уехать. Доказательство тому — упакованные чемоданы. Сказала, что любит его, и бежит! Зачем это все?
С раздражением он выключил плиту и вышел на улицу. Аппетит пропал сам собой…
Розмари все еще была больна. Едва войдя в главное здание приюта и взглянув на приемную мать, Ной понял, что наступающий день для нее не лучший. Он поднялся к себе в кабинет и опустился в кресло за рабочий стол напротив компьютера. Но никакого желания сразу же приступить к столь любимой им работе не почувствовал. Все его мысли были заняты совершенно другим…