Огненные палаты
Шрифт:
Время обошлось с его старым товарищем безжалостно. Одетый во все черное, если не считать белого воротничка и манжет, Мишель теперь пугал своей худобой, а лицо его было изборождено глубокими морщинами. Кожа стала землистой, волосы побелели. Когда товарищи обнялись, Пит почувствовал под одеждой кости.
– Ну, как поживаешь? – спросил он, пораженный произошедшей с его другом переменой.
Тот вскинул руки:
– Как видишь, я все еще жив.
На верхней ступеньке лестницы показался взлохмаченный молодой
– Он назвал пароль?
– Это излишне, – отозвался Мишель. – Я могу поручиться за него.
– Все равно, – протянул юнец с аристократическим выговором.
Пит переглянулся с Мишелем, но все же подчинился.
– За Юг.
Они двинулись по лестнице на второй этаж, и Пит заметил, что Мишель тяжело дышит. Дважды тот вынужден был останавливаться и подносить ко рту платок, смоченный ароматическим бальзамом. Кроме того, когда Мишель взялся за перила, Пит заметил, что на его правой руке недостает двух пальцев.
– Друг мой, может, нам стоит…
– Я в полном порядке, – отрезал тот.
Они поднялись на верхний этаж, где Пит распахнул плащ перед молодым человеком, демонстрируя, что вооружен.
– Per lo Mi`egjorn, – произнес он, повторяя пароль.
Юнец пристально посмотрел на кинжал, но разоружиться Пита не попросил. Глаза его были налиты кровью, разило перегаром.
– Входите, сударь.
Пит очутился в душной комнате. В спертом воздухе стоял запах древесного дыма и застарелой еды. На столе на деревянном блюде лежал обглоданный дочиста куриный остов, в кружках кисли недопитые остатки эля и медовухи.
– Позвольте мне всех познакомить, – произнес Мишель. – Товарищи, рад представить вам одного из самых верных солдат, с которыми мне когда-либо выпадала честь служить. Пит Рейдон, уроженец Амстердама…
– …Чье сердце навеки предано Югу, – перебил его Пит. – Рад с вами познакомиться, господа.
Он обвел взглядом комнату. Собравшихся оказалось меньше, чем он ожидал, – впрочем, это, наверное, было и к лучшему.
– Наш Цербер, Филипп Деверо. С ним ты уже имел дело.
Тот отвесил полупоклон. Его желтый дублет и шоссы были в пятнах.
Мишель указал на подоконник.
– Это наш командир, Оливер Кромптон, – произнес он, запнувшись на английской фамилии, затем перешел к мужчине, сидевшему за деревянным квадратным столом. – А это Альфонс Бонне, его слуга.
Пит кивнул чернявому крепкому малому, который сидел обхватив пивную кружку грязными руками, и лишь потом перевел взгляд на его хозяина. Он был хорошо сложен, с близко посаженными глазами и подстриженной на английский манер черной бородкой.
– Месье Пит Рейдон.
Кромптон протянул ему руку. Пит пожал ее и почувствовал на себе холодный оценивающий взгляд англичанина. Левая рука Пита сжалась на лямке сумы.
– Мы весьма наслышаны о благотворительной деятельности, которую вы ведете на благо нашей общины в Тулузе. Ваша слава бежит впереди вас.
– О, она наверняка сильно преувеличена, – улыбнулся Пит. – Кромптон?
– Сын отца-англичанина и матери-француженки и дальний родственник этого молодого джентльмена, которому соблазны таверн Триваля показались вчера вечером более привлекательными, нежели его собственная постель. Он еще не вполне протрезвел.
Деверо вспыхнул:
– Клянусь честью, я выпил не больше кружки эля, от силы двух. Сам не знаю, почему меня вдруг так развезло.
Командир покачал головой:
– Вы застали нас в самый разгар дискуссии, сударь.
– У Пита нет времени на разговоры, – вмешался Мишель. – Давайте сразу перейдем к нашему делу.
– Уверен, он найдет для себя в нашем обсуждении много интересного.
Пит взмахнул рукой:
– Прошу вас.
– Перед тем как вы явились, Мишель говорил, что, по его мнению, Эдикт о веротерпимости, даровавший гугенотам вероисповедные права, был издан с благими намерениями, в то время как мой достойный родственник в этом сомневается.
– Да этот эдикт не стоит даже бумаги, на которой он написан, – бросил Деверо.
– Он спас немало жизней, – негромко заметил Мишель.
Кромптон рассмеялся:
– Наш Мишель верит, что королева-регент желает положить конец распрям между католиками и протестантами. А я в это не верю.
– Я не отрицаю, что есть люди, которые придерживаются иного мнения по этому вопросу. Я лишь говорю, что мы не должны еще больше раздувать конфликт. Нас будут судить еще строже, если окажется, что мы отказались принять предложенную нам оливковую ветвь.
– Этот эдикт, – возразил Кромптон, – как и все те, что были изданы до него, – всего лишь пустые слова. Его цель – создать иллюзию компромисса между требованиями католиков – под которыми я имею в виду герцога Гиза и его сторонников – и умеренных католиков при дворе. Фракция Гиза не намерена соблюдать его, ни в малейшей степени.
– Вы не можете этого знать, – сказал Мишель. Лоб его поблескивал от испарины. – Гиз сослан в свое имение в Жуанвиле. Его влияние ослабевает.
– Если вы в это верите, вы просто глупец! – взорвался Деверо.
– Филипп, что за поведение? – осадил его Кромптон.
– Папистские собаки! – взревел Бонне, грохнув кружкой о стол так, что расплескался эль.
– Гиз и его брат не были при дворе уже года полтора, – продолжал Мишель, пытаясь не задыхаться. – Опасно мазать всех католиков одним цветом. Это же именно то, что говорит о нас Гиз, как вы не понимаете? Он утверждает, что все протестанты – предатели Франции, мятежники, намеренные погубить страну. Он понимает, что это неправда, и все равно без конца это твердит.