Огненный ангел
Шрифт:
Однако, когда прошло первое удивление, заметил кто-то, что подобное дело не могло быть исполнено без помощи чёрной силы, и этот голос поддержал слуга трактира, которому не по вкусу было, что посетители угощаются припасами, добытыми чудесным способом. Какой-то подвыпивший крестьянин даже подступил к Мефистофелю со сжатыми кулаками и стал, ругаясь, требовать, чтобы он тотчас поцеловал крест и подтвердил, что он — добрый христианин. Ещё третий, видимо, студент из бурсы, стал предостерегать, что виноград может оказаться отравленным.
Мефистофелес некоторое время слушал брань и нападки с надменным видом, потом вдруг ответил всем так:
— Если вам, пьянчуги, мой виноград не
Сказав, он накинул на блюда край своего плаща, а когда поднял его — винограда уже не было и в помине, и все мы могли думать, что видели и пробовали ягоды лишь в воображении.
Тут поднялся неизъяснимый шум, так как все сразу пришли в ярость и кинулись на нас троих, чтобы побить нас. В лицо нам вопили, что мы — мошенники, и что должно передать нас городским властям, а кулаки подымались уже над нашими головами, так что могло нам прийтись плохо, тем более что мы были загнаны в угол. Уже искал я глазами какого-либо оружия, думая, что силой придётся мне защищать своё достоинство, но вмешательство трактирного хозяина, которому не хотелось, чтобы его заведение стало ареною убийства, кое-как успокоило ссору. Мефистофелес кинул на стол крупную монету, и, под прикрытием слуги, добрались мы до двери, провожаемые весьма нелестными возгласами.
Когда мы были уже на улице, доктор Фауст сказал Мефистофелю сурово:
— Как тебе не наскучит повторять одни и те же старые шутки! Сидит в тебе мелкий бесёнок, который часу не может прожить без проказ. Лицо у тебя, должно быть, устает быть серьёзным и должно от времени до времени кривиться в гримасу. О всех твоих мальчишеских проделках стыдно мне вспоминать!
Мефистофелес ответил с преувеличенной почтительностью:
— Что делать, любезный доктор, не всем быть испытателями элементов, как вы, да к тому же мы обещали позабавить нашего сотоварища!
Фауст продолжал:
— А что, если бы хозяин не вступился за нас, пришлось бы нам познакомиться с кёльнскими кулаками!
Мефистофелес возразил:
— Вот ещё! Я сыграл бы с ними такую же шутку, как с питухами из Ауербаховского погреба в Лейпциге, и мы ещё потешились бы вдвое.
Чтобы переменить разговор, я спросил Мефистофеля, как должно смотреть на показанный им фокус: есть ли это проворство рук или обман зрения, — но он сказал мне:
— Вы ошиблись, это ни то, ни другое, но умение пользоваться законами природы. Вам должно быть известно, что год разделён между двумя частями земли, так что когда у нас зима, в Сабейской Индии — лето, и наоборот. Остаётся только иметь в своём распоряжении маленького духа, умеющего летать быстро, и он без труда в любой месяц доставит вам любые плоды, созревающие где-либо на другом конце света.
Как всегда, в речах Мефистофеля нельзя было при этом определить, говорит ли он насмехаясь или от души, но я не стал настаивать на объяснениях. Тем временем подошли мы к перекрестку, где должно было нам расстаться, и я, повинуясь внезапному желанию, так как новые знакомцы в сильной степени заняли моё любопытство, сказал так, обращаясь к доктору Фаусту:
— Любезный доктор! Сегодня утром я охотно исполнил вашу просьбу, для меня не совсем обыкновенную, — служить вам проводником. Вечером я тоже хочу отнестись к вам с просьбой, может быть, нескромной. Вы мне сказали, что намерены продолжать ваше путешествие и едете в город Трир. Но и мне есть нужда отправиться туда же. Не позволите ли вы присоединиться к вам, причём, конечно, все свои расходы я возьму на себя? В дороге добрая шпага никогда не помешает, а моя грусть будет нелишней при постоянной весёлости вашего спутника.
Едва я сказал эту речь, как лицо Мефистофеля,
— Извините, господин Рупрехт, мы не нуждаемся ни в деньгах, ни в шпагах. Мы путешествуем вдвоём, и у нас нет места для третьего. Вы лучше пристройтесь к какому-либо каравану купцов.
Не успел я ответить на это оскорбление, как Фауст, до тех пор проявлявший только крайнюю вежливость, вдруг пришёл в последнее раздражение и закричал на своего друга так гневно, как только хозяин может кричать на собаку:
— Молчи, и позволь мне самому выбирать своих спутников! Думаешь ты, что мне приятно видеть постоянно около себя только твоё кривляющееся лицо? Боже мой, да мне счастьем будет слышать близ себя живой, человеческий голос!
На эти гневные слова доктора Фауста Мефистофелес рассмеялся, как если бы то была милая шутка, и ответил:
— Ваше дело, доктор, приказывать, а мне — повиноваться, и я вам покорный слуга, пока не случится какой-либо случайной перемены в наших отношениях. Если я отказал господину, то только потому, что боялся вас обеспокоить, а сам я очень рад попутчику, лихому собутыльнику и ярому собеседнику. Ибо вино и логика — это мои слабости, без которых мне и жизнь не в жизнь.
Затем, обращаясь ко мне, Мефистофелес добавил:
— Мы пускаемся в дорогу завтра на заре, а найдёте вы нас в гостинице “Трёх Королей”.
После этого мы учтиво попрощались и разошлись в разные стороны.
Было ещё довольно рано, и мне пришло было на ум пойти к дому Виссманов и хотя бы заглянуть тайком к ним в окно, но тотчас заметил я, что вчерашнее моё решение уехать и сегодняшние приключения совершенно заволокли туманом лик Агнессы в моей душе, и я тщётно искал в своём сердце прежних дружеских чувств к ней, словно лёгких черт, начертанных на прибрежном песке и стёртых приливом больших волн. Так и не полюбопытствовал я что-либо разведать об участи Агнессы и по настоящий день не знаю, отправил ли её брат за её вину в какой-нибудь монастырь, или удовольствовался домашним наказанием, или, поверив моим басням, простил вполне. Больше я никогда не видел Агнессы, не говорил об ней ни с кем и только, начав эти записки, вновь оживил её образ, покоившийся мирно в одном из гробов в тёмном углу моей памяти.
Пришедши домой, я расплатился с Луизою, которая не преминула по этому поводу горько поплакать, отдал ей на хранение разные громоздкие вещи, как книги, а остальные уложил окончательно и бросился в постель, чтобы отдохнуть после дня, полного приключениями необычайными. В назначенный час, рано утром, я был на ногах и, перекинув через плечо свой дорожный мешок, поспешил к “Трём Королям”, одной из лучших гостиниц в городе. У её ворот уже стояла крепкая, крытая повозка, запряженная четвернёю добрых лошадей, а доктор Фауст и Мефистофелес, стоя на крыльце, распоряжались укладкою последних вещей.
Доктор приветствовал меня любезно, а Мефистофелес лукаво, — но, впрочем, без насмешки он не умел обходиться никогда. Скромный мой узел мы привесили сзади кузова, потом я и доктор Фауст сели внутрь повозки, а Мефистофелес с кучером на козлы. Скоро послышалось щёлкание кнута, лошади рванули, и повозка покатилась по Бонновской дороге к Северинским воротам, увозя меня, может быть, навсегда, из города Кёльна, где я прожил замечательнейшие дни своей жизни.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Как путешествовал я с доктором Фаустом и как провёл первых два дня в замке графа фон Веллен