Огненный омут (Дикое сердце)
Шрифт:
Эмма отворачивалась, усмехаясь.
– У Роберта Нейстрийского всегда грандиозные планы, но, боюсь, ему не под силу заставить принять их и Ру.
Рауль раздраженно отставлял лиру. Самомнение бургундского красавца задевало, что эта женщина, даже разговаривая с ним, только и думает о своем Ру.
– Думаю, Роберт долго не будет с ним церемониться. Ролло потерял свои основные силы, его отступающие отряды разрознены, и герцогу не доставит труда разбить их один за другим. И тогда все франки вздохнут спокойнее.
Эмма сомневалась. Не будет этих северян, придут другие. Вслух же спрашивала, отчего же Рауль сам не желает покорить луарцев, а оставляет всю славу Роберту.
Улыбаясь, он уходил.
Эмма глядела перед собой застывшим взором.
– Им никогда не победить норманнов.
– Зачем же вы бежали к франкам? – Это спросил Риульф.
Эмма глянула на него удивленно. По сути, в первый раз мальчик заговорил с ней. До этого отмалчивался, глядел волчонком. Эмма не знала, чем заслужила такую неприязнь обычно ласкового подростка. Отворачивался, едва она к нему обращалась. Один только раз что-то сказал о том, что Ролло велел ему следить за Гладом, а он так растерялся в поднявшейся сумятице, что не уберег коня.
Сейчас же Эмма стала рассказывать об обстоятельствах своего побега. Он не верил.
– Я сам видел, как вы обнимались с этим молодым аббатом в лодке.
Эмма сказала, что Ги – ее друг, он ей как брат. Риульф глядел недоверчиво. И это разозлило ее. Она накричала на него, говорила, что эти норманы так верят первому впечатлению, что ни о чем не желают слушать. Потом расплакалась, все твердила, что любит только Ролло и готова на коленях вымаливать у него прощение.
Как ни странно, Риульф вдруг поверил ей, сел рядом, стал даже утешать. Постепенно их отношения наладились. Риульф даже поведал ей о том, что происходило в Руане после ее исчезновения. Сказал, что Ролло давно услал Лив, что перед началом похода отправил Гийома с Беренгаром и Сезинандой в Байе к Ботольфу Белому – подальше от военных действий. Эмма облегченно вздохнула. В Байе Ботольф возводит каменные стены, вокруг только нормандские земли. Что ж, их сын там будет в безопасности.
Потом в город вернулся Роберт. Люди говорили, что он страшно зол. Норманны оставили Мальмезон еще до его подхода, и франкам достались одни руины. Северяне явно мстили за поражение под Шартром. Но окопавшиеся на холме Лев язычники все еще были в осаде, и герцог готовился захватить их.
Потом пришло известие, что в Шартр наконец-то прибыло и войско из Пуатье. Говорили, что герцоги и Эбль Пуатье страшно ругаются. Потом вроде помирились, устроили торжественный молебен в соборе и готовятся к новому походу.
Вечером к Эмме неожиданно пришел Роберт. Она так и кинулась к нему с распросами о Ролло. Роберт глядел на нее холодно. Кивком головы выслал Риульфа за дверь. Не отвечая Эмме, подошел к ларю с ее одеждой, стал перебирать наряды, бросил ей один из них – из фиолетового яркого сукна с широкой вставкой впереди из черного бархата от горловины до подола, богато украшенный узорами из золота и жемчуга. Таким же расшитым бархатом были оторочены длинные рукава платья и подол.
– Вот, оденься понаряднее. Украшений возьми побольше. Пойдешь со мной на пир. Завтра мы выступаем, а сегодня ты должна очаровать Эбля из Пуатье.
У Эммы гневно загорелись глаза. Резко вскинула голову.
– Кажется, мы уже говорили на эту тему, дядюшка. Мне и дела нет до вашего Эбля. Я буду верна только Ролло.
Она никогда еще не видела герцога таким разгневанным. Казалось, он готов ее ударить. Стояла перед ним, глядя в такие же, похожие на ее, карие глаза.
– И тем не менее, ты смогла завлечь чарами Рауля Бургундского! – герцог так рванул
Эмма широко распахнула глаза. Так вот что волнует ее дядю. Ей стало почти смешно. Но сказала спокойно:
– Что мне ваш принц Бургундский, что Эбль? Я – жена Ролло.
– Даже если его нет в живых?
У Эммы побелели губы. Она судорожно сглотнула.
– Вы лжете, миссир. Если бы с Ролло что-то случилось, я бы это почувствовала. А вы унижены тем, что он опять вас обошел под Мальмезоном. И сейчас он в безопастности.
Какое-то время они глядели друг на друга, тяжело дыша, не в силах ничего добавить к сказаному. Герцог первый взл себя в руки.
– Вот что, племянница, если ты хочешь узнать новости о Роллоне, ты пойдешь на пир. Как принцесса франков и моя родственница. Тебя не будут больше охранять и станут обращаться, как подобает женщине твоего положения. Я даже обещаю, что отпущу тебя, куда ты пожелаешь. Но для этого тебе придется все же быть полюбезней с графом Эблем.
Он пододвинул стул, сел.
– Конечно, Эбль – порядочный пес, не спорю. Но мне необходимо, чтобы он увлекся тобой. Ты ведь можешь покорять мужчин. А Эбль сейчас помолвлен с принцессой Английской Эделой. Этот союз невыгоден Нейстрии, ибо если ублюдок Рамнульфа Пуатье [54] женится на английской принцессе, то есть на сестре нашей королевы, то он, как и его отец, потребует себе королевской короны. А это приведет к раздроблению Франкии и ослаблению власти Робертинов.
54
Рамнульф Пуатье (ум. 890 г.) – отец Эбля, граф Пуатье. Вел себя как независимый князь при императоре франков Карле Толстом и короле Эде.
Ты понимаешь меня? Как дочь Эда и принцесса нашего дома ты просто обязана мне помочь. Очаруй Эбля, помути его разум. Ведь, говорят, эта Эдела просто дурнушка, так что такой красавице, как ты, не составит труда отвратить Эбля от этого союза. Если до короля Эдуарда дойдет, что он предпочитает его дочери женщину из нейстрийского дома – он сам возвратит ее в Англию.
Эмма медлено подняла упавшее платье. Ей и дела не было до политических интриг дяди. Но она уловила лишь одно – он готов отпустить ее.
– Вы обещаете, что не станете препятствовать моему отбытию?
Он кивнул.
– Куда пожелаешь, дорогая. Если ты сама, после того, что видела под Шартром, не захочешь променять своего бешеного варвара на графство Пуатье.
Ей даже стало смешно. Этот Эбль… и Ролло. Она уже не доверяла Роберту. Но это был единственный шанс освободиться от опеки влиятельного дядюшки.
Вечером аббат Далмаций проводил ее к шатрам вельмож. Они были ярко освещены. Огромные, как дворцы. Вход присборен красивыми фалдами, резные подпоры увиты цветами. Землю устилал мягкий мех. Столы стояли по периметру, накрытые белыми скатертями. Пахло дорогими яствами, вином, веяло пряным ароматом специй. У входа громко играли фигляры – дули в рожки, звенели бубнами, наигрывали на лирах. За столами сидели именитые горожане, духовенство, знатные вавассоры. Ели, разговаривали, но по большей части глядели в дальний угол шатра, где за серединным столом громко ругались их предводители. Их голоса превышали музыку, людской гомон. Так что, несмотря на вроде бы мирную обстановку, картина была далеко не идиллической.