Огни на дорогах четырех частей света
Шрифт:
В алтаре свечи стоят рядами в несколько этажей перед Черной Мадонной. За их колеблющимся светом трудно видеть ее лицо, но это ее присутствие наполняет храм какой-то особенной радостной тишиной, передающейся посетителю.
Не на этом ли месте, где теперь находится «Моренита», стояла «на каменном пьедестале» Чаша? И опять настойчиво воображение рисует сцену из «Парсифаля».
Вокруг алтаря церемониальным маршем движутся рыцари Грааля. Властная мелодия марша выражает настойчивое моление о чуде, почти – требование чуда. И уверенность в чуде, ожидание.
Так ярко представилась мне эта сцена, что Монсеррат «Черной Мадонны» и Монсальват «Парсифаля» на мгновение как бы слились в одно.
Вагнер –
Я обошла боковые часовни церкви. Одна из них особенно запомнилась мне, может быть потому, что, казалось, тоже имела какое-то отношение к легенде Грааля. Она не походила на обычные часовни католических церквей – в ней не было чрезмерной загроможденности предметами, характерной для них. Три ступеньки вели к алтарю, на котором стояла Чаша. Над алтарем на стене, в большом вогнутом круге, во всю его величину – мозаичное изображение серебряного мальтийского креста. В мерцающем свете свечей очертания его вспыхивали белым пламенем. Эта часовня могла целиком войти в декорации Парсифаля.
Выходя из церкви, во дворе мы встретили целую процессию мальчиков-подростков в монашеской одежде, – учеников консерватории, помещающейся в здании монастыря.
Консерватория, знаменитая «Эсколания» Монсеррата – школа духовной музыки, воспитавшая многих больших композиторов, певцов, органистов. Преподавание теории музыки и ее практика (орган и рояль, скрипка, виолончель, арфа, флейта, и пение) ведется специалистами-монахами. Одновременно здесь дают и общеобразовательный курс, подготовку для колледжа. Принимаются в школу мальчики от 9 до 14 лет; успешно окончившие курс могут продолжать работу на степень бакалавра в любом учебном заведении.
Тишина в церкви, где точно «остановилось время», исчезает за оградой монастыря, растворяется в шуме ветра и гудении моторов подъезжающих автомобилей. Здесь идет своим чередом жизнь монастырского дома. Красят стены, что-то чинят в дверях гостиницы; два мальчика, весело переговариваясь, несут длинную лестницу; подъехал грузовик с продуктами, из него вынимают большие румяные караваи хлеба. А вот и автокар с туристами (полупустой, по случаю холодной погоды) – сразу распахнулись перед ним двери лавочки, на которых написано – «сувениры».
Мы едем вниз по крутому склону горы; узкая дорога, края которой с внешней стороны обрываются в пропасть, огибает выступы скал, тонущих в зелени. Эти скалы, рвущиеся вверх из зеленого массива леса, с их фантастическими формами совсем не похожи на произведения природы. Бледно-розовые (телесного цвета), золотисто-желтые, голубовато-серые, как кожа людей различных рас, они кажутся какими-то заколдованными существами, магией волшебника превращенными в камень, но не утратившими своей первоначальной, человеческой или звериной, души.
Скалы горы Монсальват
Вышло солнце, и все заиграло радужными красками. Легкое облачко тумана, пронзенное солнечным лучом, обвилось прозрачным тюлевым шарфом вкруг розовой скалы. Что-то напоминает это облачко, этот тюлевый шарф. Золотистые скалы позади – как затейливые башенки замка, роскошная зелень леса – волшебный сад. И вот выступ скалы, обвитый плющом и ползучими растениями с мелкими желтыми цветочками, похожий на ложе… Да, конечно, колдовство еще длится, это все – декорации «Парсифаля»: заколдованный сад Клингсора, прозрачные вуали танцующих девушек, увитое цветочными гирляндами ложе, на котором возлежала Кундри…
Но вот «сады Клингсора» кончились, мираж обрывается. Горная дорога, обогнув последнюю скалу, вливается в большую дорогу равнины. Живописная деревушка у основания горы; стадо овец, пастух с длинным посохом в руках, кудлатая собачка.
Некоторое время дорога идет параллельно горе. Уступчатая зубчатая пирамида Монсеррата вытягивается в длину, меняет очертания, но формы ее по-прежнему необычны. Вскоре мы проезжаем последние скалистые бастионы, и гора начинает уменьшаться, таять вдали; но еще долго видна над равниной ее зубчатая корона. Затем она исчезает, как корабль, скрывшийся за чертой горизонта.
Андорра
Страна между странами
Андоррская легенда говорит, что на горе Эскоб, на северо-востоке Андорры, остановился Ноев ковчег, когда потоп пошел на убыль и земля стала подсыхать. Ной сразу же выпустил свой голодный скот на зеленые пастбища, где трава была густая и сочная, со множеством цветов и ягод, и звери насытились. И тогда тут же у подножия горы Ной построил из камней первое убежище для скота («борд»). Теперь там очень много таких «борд», каменных сарайчиков с грифельными крышами, и один из них – говорят – и есть тот, что был построен Ноем…
Эта легенда не считается ни с библейской традицией, утверждающей, что ковчег остановился на горе Арарат, в Армении, ни с законами времени, но для Андорры она характерна: так зелены и обильны ее горные пастбища.
В слове «Андорра» есть что-то гордое, притягательное, оно звучит как имя из сказки или песни. Ученые дают разные толкования его происхождения. Франсуа Пиферрер считает, что это слово происходит от кельтского «ан» – дыхание, и «дорр» – ворота: «ворота ветра».
Но Этьен Альберт дает другое толкование, от иберийского слова «андо» – «самый высокий», и «оре» – «железная руда»: «самое высокое место рождения железа». Действительно, в горах Андорры на большой высоте находятся залежи железа, богатство которых было известно давно и разработка которых производилась еще в древности. Андоррские кустари и теперь славятся своим искусством ковки железа.
Эта оригинальная маленькая страна (464 км2 и 8000 жителей), зажатая между Францией и Испанией, «Страна между странами», так называет ее краткий путеводитель, изданный английским туристическим обществом, со всех сторон окружена горами, и эта замкнутость, вероятно, явилась цементом, соединившим в одно целое людей, здесь живших и живущих.
Хижина в горах, быть может, «построенная Ноем»
Еще во времена феодализма, когда только формировалась, постоянно меняя свои границы, Испания и Франция, Андорра уже была «сама собой», и границы ее, начертанные самой природой, с тех пор почти не изменились. Тесно связанная узами языка и крови с Каталонией, вместе с ней она пережила эпоху нашествия мавров. Традиция говорит, что когда Шарлемань «очистил от неверных Барселону и прилегавшие к ней земли», он включил Андорру в свою Империю, но оставил ей свободу самоуправления и право избрать себе князя, «какого хотят». Андоррцы обратились к своему испанскому соседу, графу Урхельскому, и как бы стали его вассалами. Но дань, которую они должны были платить графу, по уставу Шарлеманя, была лишь символической: одна или две меры зерна и две или три рыбы из андоррской реки Валиры. И население Андорры сохраняло за собой право свободного пользования лесами и пастбищами своей страны.