Огни святого Эльма
Шрифт:
— Ты богат, но глуп, Дирк. И засунь себе в задницу свои тупые шутки. Ты не понимаешь, сопляк недоделанный, что такое жажда крови. Мучить других это жизнь, это опьяняет как алкоголь.
Вилли неожиданно резким точно рассчитанным движением вырвал из рук Дирка бутылку с коньяком, осушил ее залпом и с размаху бросил на палубу. Она разбилась, и старик стал топтать ногами осколки.
— Ты чертов псих, Вилли! — с досадой крикнул штурман. — У меня это был последний коньяк такой большой выдержки.
— У меня все в порядке, а вот у тебя, сынок, крыша давно съехала, и
— Ты старый мерзкий ублюдок, Вилли, убирайся к черту! — крикнул Дирк, сплюнул и пошел прочь. В душе у штурмана остался неприятный осадок. Дирк стал сильно беспокоиться за Соню, так как Вилли действительно никогда не бросал слов на ветер и если говорил, что чего-то хочет, то обязательно добивался этого с фанатичным упорством.
А Соня и Данила во время этого затишья сразу предусмотрительно побежали есть в свою каюту, где Филипп оставил им провиант. Они ели с большим аппетитом. Данила хотел хлебнуть рома, но Соня ему не позволила.
От еды их оторвало только то, что они услышали, как на палубе члены команды что-то громко обсуждают. «Что они говорят?», спросил Данила, который не понимал по-голландски.
— Они говорят, что военный корабль нападет, будет стрелять.
«Пойдем-ка посмотрим», — сказал Данила и, не дожидаясь ответа, выскочил из комнаты. «Стой! — сказала Соня. — Ты не должен от меня уходить, опять что-нибудь случится!». Она бросилась за ним.
На палубе стояла вся команда, Филипп на мостике, Дирк у штурвала. На этот раз опять была похожая картина — ясное небо, только где то у горизонта медленно поднималась зловещая черная полоска.
Другие матросы во главе с боцманом столпились у левого борта. Действительно, к ним приближался огромный авианосец. С него подавали какие-то световые сигналы. Данила выпросил у Дирка подзорную трубу. В нее он увидел, что на палубе стоят люди в военной форме и о чем-то говорят, оживленно жестикулируя. Филипп смотрел на авианосец со своего мостика с задумчивым равнодушием, штурман с презрением, некоторые члены команды со злорадным любопытством. Меж тем им продолжали махать сигнальными флажками.
«Что он такое показывает?», — спросила София одного из матросов.
«Они требуют, чтобы мы бросили якорь».
Внезапно, с той стороны, где был авианосец, налетел сильный ветер. Филипп как будто очнулся и что-то негромко приказал. Боцман засвистел в свою дудку и начал выкрикивать команды, — «поднять гротмарсель, фокстаксель».
Команда бросилась ставить паруса. А Данила неотрывно смотрел на авианосец в подзорную трубу.
Тут один из офицеров на палубе взял большой микрофон и начал что-то громко говорить по-французски. «Что он хочет сказать?», — спросила Соня. Рядом матросы разводили руками — они не понимали.
Тем временем команда в микрофон-громкоговоритель была повторена по-английски.
«Внимание парусник! Вы находитесь в территориальных водах Французской республики. Немедленно убрать паруса, спустить якорь и приготовить корабль к досмотру!»
«А вы господа, готовьтесь к визиту в преисподнюю!», — хрипло закричал Краб. Все обернулись от неожиданности, но никто не выказал удивления, видимо, к его выходкам здесь привыкли.
Тем временем паруса уже были поставлены, и корабль быстро заскользил по волнам. Ветер крепчал с каждой секундой и приносил черные тучи с запада. Раздался выстрел из пушки, что-то просвистело в воздухе. «Предупредительный», — равнодушно сказал какой-то матрос по-голландски.
Вдруг огни святого Эльма загорелись на всех мачтах, снастях и на головах команды, паруса стали черными как ночь. Соня уже несколько раз видела это явление, но никак не могла к этому привыкнуть, и испуганно вздрогнула.
Неизвестно что предприняла бы еще команда авианосца, но шторм налетел неожиданно быстро. Внезапно все смещалось — вода, земля, небо, огромные волны поднялись на небо, темное небо спустилось на волны, раздался страшный гул, все заскрежетало, послышался треск срываемых парусов, вода хлынула на палубу черной струей.
Боцман успел схватить брата и сестру и затащить в каюту, прежде чем парусник начал свои страшные кувырки вверх-вниз, вправо-влево.
Авианосец не успел больше сделать ни одного выстрела, так как вода рванулась большими волнами, небо свалилось в воду струями дождя, стихия заревела как тысяча разъяренных быков.
Когда корабль бросало туда-сюда как щепку, он неожиданно ударился обо что-то твердое левым бортом.
Парусник осветили прожектора, которые еще работали на авианосце. Последний погружался в воду, нос торчал вертикально кверху, половина корпуса уже была под водой. Соня и Данила с ужасом увидели людей прыгающих за борт, барахтающихся в воде в спасательных поясах и без поясов, кричащих и зовущих на помощь.
Ярко-красное свечение опять появилось на мачтах. Оно осветило гибель авианосца. Он ушел под воду, оставив огромную воронку, которая каким-то чудом не поглотила парусник. Крики еще слышались какое-то время и были видны темные фигуры на поверхности воды. Но вскоре все заглушила буря.
Огромная волна захлестнула Летучий Голландец как раз с левого борта, бросив тех, кто там стоял, на палубу.
Филипп слетел с капитанского мостика, и едва успел вскочить на ноги, схватившись за правый фальшборт.
Только две фигуры остались в вертикальном положении — боцман, державшийся за мачту и Дирк, изогнувшийся и стиснувший зубы, вцепившийся в штурвал двумя руками.
Прежде чем налетела вторая волна, засвистела боцманская дудка, и послышались команды — короткие и хриплые Дирка и громовые «Питера вдвоем».
Скрепя зубами, ругаясь и крича, матросы полезли на мачты, бросились к снастям.
«Данила!», — закричала Соня. Ее брат по счастью оказался рядом, он вцепился ей в руку и они, обливаемые тоннами воды, сшибаемые ветром, начали свое медленное продвижение к каюте.