Огни святого Эльма
Шрифт:
— Но, к сожаленью, все это нам сейчас не поможет, — нахмурился Данила. — Мы все попали в помойную яму. Я Соньку понимаю, ну что ей остается, только заниматься любовными интригами, чтобы как-то забыться. Пока она делает свой мучительный выбор между Элаем и Дирком, время как-то проходит, она отвлекается.
— Каждый человек сам делает свои ошибки, хорошо, если их будет не слишком много. Невозможно не пережить никакого отрицательного опыта, не совершить никаких грехов. Главное не стать после этого озлобленным циником, не потерять навсегда способность чувствовать красоту и поэзию жизни, — вздохнул отец Олег.
— Но какой же выход? Что нам поможет, поэзия, философия?
— И
— Интересно, почему тяжело быть с самим собой? — Данила задумался.
— Некоторые говорят, что человеческому мозгу постоянно нужна смена информация. Но мне кажется, что человек создан, чтобы взаимодействовать с окружающими, любить, помогать, писать поэмы и открывать тайны физического мира ради других. Поэтому мы не можем быть одни. А настоящее искусство говорит о человечности.
— В религии все-таки много непонятного, а вам так не кажется? — спросил Данила.
— Да, в вере многие вещи нужно понимать сердцем, а не логикой и рассудком. Но разве и в обычной жизни, если посмотреть чистым не пошлым не обозленным взглядом, мы не встречаем на каждом шагу что-нибудь противоречивое удивительное ошеломляющее необъяснимое? Ты знаешь, что такое диалектика? Это учение о вечно развивающемся мире и относительности любого человеческого знания. Существует диалектический закон о единстве и борьбе противоположностей он определяет всякую вещь или явление как сложную и расчленённую систему, заключающую в себе элементы или тенденции, несовместимые друг с другом.
Данила пожал плечами. Его немножко раздражало, что священник держится так, как-будто только он один знает истину, готов найти выход из отчаянного положения.
— Тебе надо бы надеть головной убор, — сказал отец Олег. — Солнце припекает.
— Да, действительно.
Сам отец Олег был одет в шапочку-скуфью, бывшую частью облачения священника, которая никак не вязалась с его светским нарядом.
Данила сбегал в каюту и надел соломенную шляпу.
— Мне говорили, — вздохнул Даня, — хотя я не очень в это верю, что капитан знает способ, как снять проклятие, только он никому не рассказывает об этом. Я пытался разузнать, но он сразу начинает сердиться или перебивать, или впадает в мрачное состояние, становится каким-то отрешенным. Как-будто не слышит. В общем, я ничего не добился. Может быть, вы, отец Олег, с вашим красноречием, разузнаете у него. Ведь от этого зависит и ваша жизнь, и всей команды. Хотя здесь, в общем-то, мало хороших людей, мне симпатичны только капитан, боцман, помощник капитана и еще несколько матросов, остальные какие-то совсем озверелые люди. Этот Элай, который нравится Соне, он вообще мне кажется бешеный, дикий человек.
— Нельзя никого считать погибшим, конченым человеком, — сказал отец Олег. — Мы не судим, судит Бог. Пока человек жив, надежда есть.
— Надежда на что? — спросил Данила.
— На то, что он придет в гармонию с миром и с самим собой, но, к сожалению, всем приходится проходить некие очистительные испытания, страдания здесь или на том свете. «За все надо платить» так об этом говорит поговорка. А насчет секрета, что тут разузнавать? Тут все понятно. Я уже успел поговорить и с капитаном, и с помощником и с некоторыми матросами из команды. Слава Богу, они говорят по-английски. Тут, как говорится, все просто. Капитан и члены команды должны покаяться, попросить у Бога прощения. И все.
— Н, да… — сказал Данила. — Как все просто. Если бы все было так, как вы говорите, они бы давно покаялись и освободились.
— Но тут как раз все непросто, — ответил сразу отец Олег. — Покаяться и признать свою вину, знаешь ли, очень не просто. Капитан — сильный человек, конечно. Он преодолел много трудностей, сколько было опасностей в его плаваньях. Ему надо было бороться со стихией, подчинять всю команду, его воля крепчала, характер становился сильнее. Беда в том, что он возгордился, не понял, что не сам всего этого достиг и отчаялся из-за своих несчастий. Он не думал, что Господь созидает его душу и помогает ему таким образом очиститься, в нем начали развиваться жестокость и отчаяние. Был решительный момент, перелом, когда надо было сделать выбор. Никто из команды не смог подать голос, чтобы вразумить капитана и высказаться против. Не хватило разума или мужества, веры. Знаешь, что мне сказал боцман: «Конечно, это грех, что сказал Филипп! Но ничего нельзя говорить против капитана, на его авторитете все держится, если он потеряет уважение, что тогда? Все, команда выйдет из повиновения, все перережут друг другу глотки и все рухнет». Какое зло! Ставить человеческие отношения выше совести. Тому примеров очень много в евангелии. Например, поступок царя Ирода. Еще Понтий Пилат.
Даниле разговор стал казаться скучным. Представление обо всех евангельских событиях у него было довольно смутное. Но тут Даня вспомнил, что священники исповедуют.
— Вы отпустите капитану и команде грехи. И все прекратится. Вот какое простое решение.
— Да, священнику дана власть от Бога прощать прегрешения. Но если человек не кается, не признает своей вины? Такому исповеднику отпусти грехи, и он тут же впадет в еще большие. Если он считает, что прав, то будет так же и дальше поступать. Допустим, сними с него искусственно с него всю тяжесть души, которая является следствием пороков, так он почувствует легкость и силу и скажет себе: «Ах, вот как, значит, я правильно поступал, раз во мне такая сила. Я и дальше так буду жить, и опять бросится во все тяжкие».
Ему показалось, что этот батюшка еще не понимает, куда попал. Отцу Олегу все представляется простым, на самом деле все очень сложно и страшно.
— А ты знаешь голландский язык? — спросил священник.
— Нет, — покачал головой Даня.
— Жаль, — сказал отец Олег. — Я бы хотел поговорить с командой. Мне очень нужен человек, который знает голландский язык. Большинство из них понимает по-английски, но если бы кое-какие фразы переводились на их родной язык, было бы более убедительно.
— Что ж, и вы хотите, чтобы они сразу покаялись?
— Да нет, вряд ли я смогу их в чем-нибудь убедить. Скорее всего, они еще больше озлобятся, но я хочу, как бы это сказать, заронить первые зерна в их души, и немножко самому почувствовать их настроение. Может быть, со временем я подберу ключ. Все так быстро не делается, — отец Олег вздохнул. — Сейчас можно мне пойти в каюту капитана? Я надену подрясник, помолюсь немножко, и потом ты мне поможешь. Ладно?
— Ну, хорошо, — неохотно согласился Даня. — Идите, молитесь.
Священник взял гитару, зашел в каюту. Данила вышел через пристань в молочно-белом тумане на берег. Горячий вязкий тропический воздух, напоенный ароматами цветов и жестокая жара, от которой, казалось, могли расплавиться камни, будто опьяняли, лишали способности ясно мыслить.
Почти вся команда находилась недалеко от пристани на песке под деревьями. Матросы сидели и полулежали на песке двумя большими группами и несколькими мелкими по одному или по два человека. Все что-то оживленно обсуждали. Данила подошел к самому большому собранию. Они думали, где достать выпивку.