Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович

— Трудно вам, наверное, живется. Заработок твой невелик. А тетка работает?

— Знамо, нет. Хворает часто. Однако ничего, живем помаленьку. Огородишко есть, куры, козу держим. Опять же я кому дров наколю, кому траву косить пособлю, люди и благодарят.

— В школу ты ходил? Читать, писать умеешь?

Федя оглянулся на директора и чуть усмехнулся.

— А какая там школа. Когда бы ходить-то в нее. День на конном дворе. Старший конюх наш, Егор Саввич, строгий. Порядок любит. А выдается время, так по хозяйству роблю.

— Все-таки скажи,

хотел бы учиться?

— И чего вы пытаете, Александр Васильич. Кому же неохота грамоте знать. Вот другие ребята с книжками бегают, разные истории читают, а потом рассказывают. Интересно же. Будто города большие-большие есть, а еще — будто в других странах черные люди живут. И красные, и желтые. Правда это или врут все?

— Правда, Федя. И города есть большие, и люди черные есть.

— Чудно. С чего бы им черными-то быть?

— Такие уж родятся. Жарко в тех странах, а зимы не бывает. Это негры. А у индейцев кожа красная, у китайцев — желтая.

— Ух ты! А с зеленой кожей бывают люди?

— Вот таких нет, — засмеялся Александр Васильевич. — Давай, Федя, договоримся с тобой: я немного огляжусь, а потом попрошу Любовь Ивановну в школу тебя принять. А там — в техникум поедешь учиться.

— А правда?! Вы вправду говорите, Александр Васильич? Вот Владимир Владимирыч тоже посулился, да и забыл.

— Я не забуду.

— Вот бы здорово! Только как же кони? На кого их оставить?

— Не беспокойся, найдем на кого.

— А Пегаска? Он, окромя меня, никого не подпускает, даже самого Егора Саввича.

— И на Пегаску найдем управу.

— А коли так, то ладно. Только жалко Пегаску.

Показался Златогорск: сначала домишки, прилепленные к склонам гор, потом позолоченные церковные купола, и, наконец, сам город, дымящие трубы заводов и фабрик. Лошади побежали быстрее, и скоро ходок запрыгал по булыжной мостовой.

— Ты ведь правильно предсказал, Федя, дождя-то нет. Хорошо доехали. Сверни вон на ту улицу.

Федя натянул вожжи так, что коренник, присев на широкий зад, заплясал на месте, а пристяжной едва не выскочил из постромок. Навстречу по дощатому тротуару шла молодая женщина. Увидев ходок с разгоряченными лошадьми, она остановилась, прижалась к забору. Александр Васильевич взглянул на нее, и ему показалось, где-то он видел это лицо. Женщина тоже смотрела на него, вдруг улыбнулась и воскликнула:

— Александр Васильич, здравствуйте!

Майский попросил:

— Попридержи-ка лошадей, Федя.

Он пристально смотрел на женщину. Молодая, лицо знакомое. Где же ее видел? Ба, да ведь это…

— Ксюша! Вы!

— Признали, стало быть. Я, Александр Васильич.

Майскому стало неловко. Как он сразу не узнал Ксюшу. Эта девушка столько для него сделала. Несколько лет назад, когда он едва живой попал в больницу, Ксюша ухаживала за ним. Она буквально не отходила от его койки. Помнится, выздоровев и прощаясь с Ксюшей, он обещал навещать ее всякий раз, когда будет приезжать в Златогорск.

С тех пор ни разу не нашел времени заглянуть

в больницу, проведать старичка-доктора и Ксюшу, а приезжал много раз. Черт знает, как это получается, но всегда не хватало времени, всегда было столько дел. И вот неожиданная встреча. А Ксюша все такая же: миловидная, необыкновенно женственная, с мягкой улыбкой. Вот только толстая и тугая коса раньше свободно спускалась вдоль спины или на грудь, а теперь уложена на голове кругами. И от того девушка кажется выше.

— Здравствуйте, Ксюша. Поверите ли, как я рад вас видеть. Можете на меня сердиться и ругать как угодно, я это заслужил, но, право, я всегда помнил о вас. А вот такая жизнь, нет свободной минуты.

Девушка негромко и счастливо засмеялась.

— А уж я-то как рада. И зачем вы так? Не буду ругать и не сержусь. Значит, вы меня не забыли? Вспоминали иногда? Я тоже вспоминала вас… часто…

Майский во все глаза смотрел на Ксюшу и не знал, что говорить дальше. Федя нетерпеливо поглядывал на него. Лошади фыркали и мотали головами, словно тоже высказывали недовольство непредвиденной задержкой.

— Знаете, Александр Васильич, — снова заговорила девушка, — а мы теперь часто будем видеться. Я ведь к вам еду, на Новый. Буду работать в больнице.

— Едете на прииск? Это хорошо, там интереснее, чем в городе, да и нужны вы там больше. Народ у нас хороший, вам будут рады. Вот увидите. А я, Ксюша, теперь не на Новом работаю.

— Как, не на Новом?! Да разве такое возможно? Вы, наверное, пошутили.

— Нет, Ксюша, не пошутил. Меня перевели в Зареченск. А на Новом директором теперь Шестикрылов. Очень хороший человек, дельный инженер, заботливый хозяин. Уверен, он встретит вас хорошо.

Ксюша, опустив голову, теребила концы платка, свободно повязанного на шее. Но вот она несмело спросила:

— А в Зареченске… тоже больница есть?

— Конечно! И, между прочим, Ксюша, медиков у нас тоже не хватает. Вы подумайте, может, вместо Нового-то в Зареченск поедете, а? У меня, вот видите, ходок. Места много. Я бы вас и захватил с собой.

— Вы серьезно, Александр Васильич?

— Самым наисерьезнейшим образом. Хотите, побожусь и даже перекрещусь, хотя не верующий.

— Ой, не надо, — засмеялась Ксюша, — вдруг кто увидит. Скажут, директор, а крестится.

— Ладно, не буду. А вы подумайте. Завтра у меня дела, а послезавтра утром, возвращаюсь в Зареченск. Если решите ехать — приходите в гостиницу «Серп и молот», спросите меня.

— Спасибо, Александр Васильич, я подумаю.

— Вот и ладно. Вы извините меня, Ксюша, рад бы еще поговорить с вами, да дела ждут.

— Понимаю. До свидания, Александр Васильич.

— До свидания, Ксюша.

Федя дернул вожжи, прикрикнул на лошадей, и ходок, подпрыгивая на камнях, покатился по дороге. Ксюша еще долго смотрела ему вслед.