Огни в долине
Шрифт:
На этот раз Сморчок не засиделся. Он теперь и ночевал в конторе, чтобы утром, встав пораньше, затопить печи до прихода людей. На дорогу Егор Саввич все-таки налил старику полный стакан водки, и тот ушел довольный.
А через две недели в доме Сыромолотовых играли свадьбу. Собственно, торжества не было. Неудобно после недавней смерти жены затевать пышное гулянье. Не было «именитых» гостей — приискового начальства. Правда, Егор Саввич пригласил и Майского, и Петровского, и Слепова, но когда каждый из них, поблагодарив, сказал, что едва ли сможет прийти, он не настаивал. Важно, что приличие соблюдено. Пришло несколько
Жених и невеста, как и полагается по обычаю, сидели рядышком в конце длинного стола и не глядели друг на друга, словно все, что происходило в комнате, их не касалось. Яков в новом черном костюме-тройке и белой накрахмаленной рубашке выглядел старше своих лет. Он мрачно пил вино и почти ничего не ел. Весь наряд Дуни — простенькое белое платье с оборками, сшить его помогла Мелентьевна, а денег на ткань дал Сыромолотов. Невеста была на два года моложе своего жениха, примерно одного с ним роста, довольно пышнотелая, с крепкими рабочими руками, не красавица, но и не уродина. Обыкновенное, ничем не примечательное лицо, со здоровым румянцем во всю щеку. Дуня сидела не шелохнувшись, опустив глаза. Если кто-нибудь ее окликал, она вздрагивала, на миг поднимала ресницы и в чистых голубых глазах мелькал испуг.
За весь вечер Яков лишь раз посмотрел на невесту и то мельком. По мере того, как он наливался вином, взгляд его тупел, а движения становились медленнее и неувереннее. В конце концов сидевший рядом гость подтолкнул парня в бок и сказал громким шепотом:
— Не больно напивайся-то, Яков, не справишься со своим жениховским делом, опозоришься, смотри.
Вместо ответа молодой Сыромолотов снова наполнил вином свой стакан. Гость только покачал головой:
— Дурень ты дурень.
По обычаю гости несколько раз поднимали стаканы и кричали «горько». Яков и Дуня вставали, не глядя друг на друга неумело целовались и поспешно садились. Гости смеялись над ними, грубо подшучивали, потом перестали обращать внимание на молодых и занялись своими делами: выпивали, закусывали, громко разговаривали, пробовали даже петь, но голоса звучали нестройно и сбивчиво. Данилка Пестряков, приглашенный на свадьбу ради своей гармони, одиноко сидел в углу и что-то тихо, задумчиво наигрывал. Потом о нем вспомнили, и началась пляска.
В полночь молодых отвели в отведенную им комнату. Яков, едва державшийся на ногах, с трудом стянул сапоги и, не снимая костюма, повалился на пышную кровать. Дуня, не зная, что делать, стояла посреди комнаты, накручивая на пальцы обшитый кружевом носовой платок.
— Яша, — наконец позвала она, — ты бы разделся.
В ответ Яков пробормотал что-то невнятное. Открыл помутневшие глаза, сел на кровати и с недоумением осмотрелся.
— Ты… ты… кто такая?
— Как кто? — девушка смотрела на него испуганно. — Жена я. Твоя жена…
— Жена? Моя жена? Ха-ха-ха-ха… — Яков залился идиотским смехом, лицо его побагровело. Неожиданно он оборвал смех и сказал совсем трезвым голосом: — Эх, Дуня! Почему я такой несчастный?
— Не знаю, — отозвалась Дуня. На глазах у нее навернулись слезы. — Ты сердишься на меня?
— На тебя? Ты-то при чем тут?
Он запустил пальцы в пышные волосы
— Яша, Яшенька! Не надо так, успокойся. Люди услышат.
Движимая каким-то неведомым чувством, может быть, состраданием, свойственным каждой женщине, она попыталась утешить плачущего мужа. Села рядом, осторожно обняла его голову, прижала к груди.
— Успокойся, Яша. Ну зачем ты так?
— Да знаешь ли ты… — Яков заговорил плаксиво, как малое дитя. — Ведь я не тебя, другую люблю. Как я жить-то с тобой буду? Ну зачем ты за меня шла? Зачем?
— Я буду тебя любить, Яша, буду все делать, что прикажешь. Как-нибудь проживем. Куда нам теперь деваться-то?
Из столовой доносились пьяные голоса, обрывки песен, выкрики. Гости продолжали веселиться. Яков притих, плечи его перестали вздрагивать. Он поднял голову, увидел совсем близко большие, добрые и доверчивые глаза. Ему стало хорошо от того, что вот нашелся хоть один человек, который его понял и пожалел. Он тихонько обнял девушку, прижался мокрой щекой к ее щеке. Дуня гладила его голову и все повторяла:
— Успокойся, Яшенька, успокойся, хороший мой.
Потом она сняла с него измятый пиджак, заботливо повесила на спинку стула, помогла раздеться и уложила в постель. Яков тут же захрапел. Несколько минут Дуня смотрела на его лицо, спокойное и совсем мальчишеское, тихонько и с нежностью поцеловала, потом задула лампу. Быстро разделась и осторожно, чтобы не разбудить спящего, легла рядом.
Девушка долго не могла уснуть. Лежала с открытыми глазами, прислушивалась к голосам из соседней комнаты и время от времени крестилась. Рядом сонно ворочался Яков, что-то быстро и неразборчиво бормотал. Дуня осторожно отодвигалась, чтобы не беспокоить его. Не так представляла она свое замужество. Вот пришла в чужой дом. Что ждет ее здесь, ко двору ли придется? Яков ей нравился, она и раньше изредка видела его. Да и какой девушке такой не понравится: рослый, красивый, характера тихого. А он сказал, что не любит ее, что другая ему по сердцу. Может, привыкнет, полюбит… Зато и у нее теперь есть муж… А вот свекор какой-то непонятный… Так и не додумав своих беспокойных дум, она, измученная, уснула.
Сон был короткий. Дуня привыкла вставать рано. И на этот раз поднялась до света. Яков лежал на спине и громко храпел. С минуту она смотрела на мужа, улыбнулась, когда он смешно зачмокал губами. Вот он, ее муж. Ее.
Через замерзшие окна в комнату пробивался свет нарождавшегося дня. Дуня быстро оделась в простенькое темное платье и вышла в столовую.
В комнате стоял тяжелый запах вина, лука и кислой капусты. На столе в беспорядке громоздилась посуда с остатками закусок, пустые бутылки. На полу белели осколки посуды. Это гости били вчера тарелки «на счастье».
Из кухни вышла Мелентьевна.
— Поднялась? — удивилась она, увидев молодую. — Чегой-то рано так?
— Я завсегда рано встаю, — тихо ответила Дуня.
— Оно и верно. Чего в постели-то валяться, к лени себя приучать.
Мелентьевна с интересом посмотрела на Дуню.
— Яков-то спит?
— Спит.
— Ну и ладно. Давай-ка, девонька, прибирать комнаты. Эвон, что гости-то понатворили.
— Сейчас, тетенька, — живо отозвалась Дуня. — Вы только скажите, что надо делать.