Огонь сильнее мрака
Шрифт:
В кабину влезла Джил. Настороженно присмотрелась, вопросительно кивнула Джону: как, мол? Тот махнул рукой: никак. Джил села напротив, подложив под себя ладони. Задумчиво покачалась на упругой подушке.
– А может, ты того... неправильно что-то сделал? – спросила она. Найвел не ответил.
– Или мы что-то напортили, – продолжала Джил. – Вон запускается сложно как...
Юноша со вздохом отнял руки от лица и выпрямился.
– Это прототип, – сказал он. – Не серийная модель. Оттого и запуск такой сложный. Монахи сделали только один экземпляр. Больше не стали. Потому что вышла – шкатулка глупца.
– В смысле? – не понял Джон.
– В монастырских хрониках была очень странная запись, – сказал Найвел спокойно. – Если правильно помню... Да, вот
Джон не нашелся, что ответить.
– А вот ещё, – все так же спокойно продолжал Найвел. – «Глупец счастия своего не зрит, доколе лоб о него не расшибает». Я, знаете, неплохо запомнил, потому что много раз перечитывал. Всё искал указания на побочные эффекты. Что ж, можно считать, теперь нашел. Похоже, все, кто пользовались этим прибором, испытали побочный эффект на себе. Видимо, были недостаточно умны, чтобы увидеть счастье в реальном мире. И полезли за ним в Сомниум. А в Сомниуме встретили копии самих себя. Полностью счастливые копии. Так уж, видно, устроен прибор, что, создавая идеальную копию мира, создает вдобавок идеальную копию мечтателя.
– Так что ж, они все дураки были? – серьезно произнесла Джил. Найвел качнул головой:
– Монахи думали, что умный человек шкатулкой пользоваться не будет. Не знаю... Может, постарается изменить что-то в настоящей жизни. А в Сомниуме будет искать счастья только глупец. С соответствующими результатами. Так они решили. Отсюда и название такое.
Он улыбнулся, потом вдруг черты его сложились в плачущую гримасу, и он с размаху грохнул обоими кулаками о стол. Раздался хруст фигурных деревянных ножек, столешница рухнула сидящим на колени. Джил попыталась её подхватить со своей стороны, но только сделала хуже: доска косо подпрыгнула, лежавшая на ней шкатулка взлетела в воздух и, описав кульбит, грянулась об пол экипажа. От удара распахнулась крышка. Что-то зазвенело, покатилось со стеклянным бряканьем. Кристалл-накопитель, сверкая гранями, стукнулся о носок Джонова ботинка и замер. Он все еще светился фиолетовым светом, хоть и тускнел на глазах, а в шкатулке, в опустевшем его гнезде, тлело голубое пламя. «Работает, – подумал Джон. – Кристалл выпал, а прибор работает». Он еще успел заметить испуганное лицо Джил, её выставленную руку – не то в запоздалой попытке удержать падение, не то в защите от возможной беды – а затем Найвел вскочил, перемахнул через остатки разбитого столика и подхватил с пола шкатулку.
Джон прыгнул. «Разобью, – сверкнуло в голове, – вдребезги! Всё, хватит, возвращаемся!» Но, к огромному своему удивлению, он промахнулся и больно врезался плечом в стену. Джил, рыкнув, кинулась – и встретила пустоту: Найвел выскочил за дверь. Джон поднялся, тряхнул головой, полез наружу. Что-то мешало, воздух стал липким, карамельно-тягучим, и никак не удавалось преодолеть жалкие два шага до двери. Рядом выла от ярости Джил, рвалась, как опутанная сетью, но двигалась к выходу не быстрей Джона. Подняв залитое потом лицо, она прохрипела:
– Что? Почему?!
– Сомниум! – оскалившись, выдохнул Джон. – Защищается!
Похоже, это было правдой: вселенная мечты боролась за жизнь, и, как Джон мог догадаться, вина за происходящее лежала на нём. Пока он всего лишь грозился отключить пятьсот шестнадцатый, Сомниум не предпринимал никаких действий. Когда же Найвел осмелел и смог завладеть шкатулкой, Джон погнался за ним, чтобы на самом деле уничтожить этот странный, нелепый мир. Теперь, беспомощный, Репейник барахтался, как утопающая в ведре муха, надежно схваченный самим здешним мирозданием.
В открытую дверь экипажа было видно, как Найвел колотит по двери двадцать третьего дома. Спустя минуту дверь открылась. Двойник на пороге сказал Найвелу несколько слов. Тот ответил, сопроводив слова резким жестом, словно что-то отбрасывал. Двойник насупился, покачал головой. Найвел заговорил, указывая то на себя, то на шкатулку, то на экипаж. Его собеседник, недоверчиво заламывая бровь, слушал. В какой-то момент
Двойник, вразвалку ступая, подошел к упавшему. От шагов дрожала земля, и что-то непонятное происходило с фигурой Найвела-второго – руки и ноги были как бревна, голова казалась маленькой на бычьей шее. Громадный, он остановился над распростертым Найвелом-первым, сгреб того за грудки и поднял над головой, как ребенка. Но и настоящий Найвел менялся – обрастал чешуей, отращивал хвост. Яростно протрубив, он выпростал длинные лапы с когтями и наотмашь хлестнул Найвела-второго по лицу. Великан заревел, обрушил ящера на мостовую. Тот извернулся в полете, приземлился по-кошачьи на четыре лапы, разинул пасть. Стукнул лапой по булыжникам. От когтей веером разошлись глубокие трещины, земля ухнула в черный провал под ногами великана. Найвел-два спасся прыжком, упал, засучил ногами, отползая от трещин. Махнул ручищей. Мостовая взорвалась каменным фейерверком, из-под брусчатки вылетели зеленые цепкие лианы. Опутали ящера, притянули к земле, спеленали когтистые лапы. Тот дергался, клацал зубами, но лианы держали крепко. Великан поднялся, помотал головой и, гулко топая, побежал к врагу.
– Какого хера? – Джил сплюнула. – Что за балаган? Джонни, ты это видишь?
– Вижу, – прорычал Джон, борясь с вязкой пустотой. – Это Сомниум. У него оказалось двое хозяев. И обоим надо... угодить.
Великан тем временем настиг ящера и дубасил его по голове. Найвел-один (если его можно еще было так называть) слабо взвизгивал, силился увернуться. Потом как-то вмиг схлопнулся, усох. Лианы не успели затянуться и выпустили его. Ящер – окровавленный, двуногий, почти человек – прихрамывая, бросился прочь. Великан понесся вдогонку. Найвел-один на бегу раскинул передние лапы, превратившиеся в крылья, и тяжело взлетел, изгибая чешуйчатое брюхо. Найвел-два стал прыгать, ловя крылатую тварь, а ящер, кружа, извергал из пасти дымный яд. Потом с неба полились снопы огня, ящер крикнул, упал на великана, и они схватились в один визжащий, рявкающий комок. Вокруг били сполохи, поднимались брызги гравия, взметались и опадали лианы. Вдруг морок рассеялся: не стало чудовищ, вместо них снова были два похожих друг на друга молодых парня, один из которых лежал на брусчатке, закрываясь руками, а второй что есть силы его пинал. Одежда их превратилась в лохмотья, тела пестрели кровоподтеками и ссадинами. Вокруг простиралась разоренная улица: на грудах щебня догорали огни, слабо дергались умирающие лианы.
– Конец сопляку, – пробормотал Джон. – Плохо.
Джил со стоном выдохнула, и тут он понял, что нужно делать. Не просто понял – ясно представил, в подробностях и красках. В тот же миг невидимые узы ослабли. Не удержав равновесия, он кувырнулся на пол, но тут же вскочил и ринулся наружу, к крыльцу дома, туда, где лежала выпавшая из рук Найвела-первого шкатулка. Перепрыгнув через кучу битого камня, Джон схватил устройство, бросился к дерущимся. Тот, кто бил лежащего, не видел ничего вокруг, только выдыхал со свистом и, обходя жертву, наносил редкие удары. Избиваемый после каждого пинка стонал – устало и словно бы нехотя. Джон крикнул:
– Вот! Возьми! Отправь его, отправь нас всех! Давай! Умеешь?
И принялся совать шкатулку юноше. Найвел сначала дико водил глазами, убирал руки, все рвался ударить лишний раз двойника, но затем сообразил. Взял шкатулку, опустился на землю. Ободранными, непослушными пальцами повернул большой рычаг, сдвинул тот, что поменьше, и поставил два переключателя параллельно друг другу. Кнопки – первая, седьмая, снова первая... Закончив, вернул прибор Джону.
– Главный тумблер сейчас нажмите, – сорванным голосом сказал он. – Потом – кровь.