Огонь в колыбели
Шрифт:
М. Ж.»
Вертисальто
Три недели назад был включен его личный счетчик, его официальное время, которое продлится ровно год. Ровно год он может беспрепятственно устраиваться на любую работу, он может пользоваться любыми подмостками, любой трибуной, любыми средствами связи. Его свобода абсолютизирована ровно на год. Ровно год он может мозолить мозги человечеству, а потом… потом считается, что он надоест, устареет, утратит свежесть и гибкость,
Едва было объявлено о разгерметизации внешней оболочки, как местная система оповещения весьма остроумно принялась приветствовать немногочисленных залетных на девяноста семи основных языках Предела и пятнадцати местных диалектах. Колдо успел только подняться в лифте на верхнюю палубу, успел только выйти из кабины лифта — двое стоявших на выходе из галереи детинушек из местной охранки кинулись к нему навстречу… «Этикет», — улыбнулся Колдо… Звонко щелкнули браслеты наручников. Его взяли под локти и вытянули по стойке смирно. Группа пассажиров, с которыми летел Колдо, как ни в чем не бывало прошествовала мимо. Когда галерея опустела, пропустив людей в обширный зал контроля, он и детинушки еще минуты две стояли вытянувшись. Неожиданно на противоположной стенке галереи нарисовался контур двери, защитное покрытие и сама стенка растаяли, образовав черный прямоугольник. Из прямоугольника ударил луч голубоватого света и выскочил улыбающийся пришибленный человечек в подстреленном золотистом смокинге, хромовых сапогах и белой форменной фуражке с кокардой в виде профиля Нефертити, в руках он держал пышный веник красных гвоздик. Резвой, слегка подшаркивающей походкой человечек подошел к смирной троице, дугообразно поклонившись, протянул цветы на вытянутой руке. Колдо робко повел плечами, оглядел своих телохранителей и, насколько позволяли наручники, принял дар. Маленький человечек распрямился.
— Прошу к нашему шалашу! — он указал на дверь. — Хлеб-соль, хлеб-соль… Тут у нас, простите, все по старинке-с, запасной выход-с. Потом-с все, как положено… гимн, речь… закуска после. Разрешите представиться: дипдипкавалер Михора Бандажис.
Телохранители грубо затолкнули Колдо в черный проем двери и повели по длинному пыльному тоннелю. Дипдипкавалер пришаркивал впереди, иногда он делал на ходу несколько оборотов и всякий раз кланялся, лукавя глазами и кустистыми бровями. В нескольких местах тоннель прерывался лестницами и становился вдвое ниже и уже. Здесь проходили по одному цепочкой. Наконец добрались до люка внешней оболочки, он уже был открыт, и Колдо увидел здешний белый свет: на горизонте гигантского блюда космопорта горела не менее гигантская надпись:: «У нас XX век!» Телескопический трап-язык выдвинулся из приемного блока здания космопорта и поплыл вверх. Через несколько секунд он прилип к оболочке. Колдо завели в транспортную кабину.
Внизу его препроводили в куполообразный плац-зал. Здесь уже выстроился почетный караул, стояла крохотная трибуна, электродуховой оркестр в виде ощетинившегося трубами робота. В отдалении от центральной площадки, за огороженным красной ленточкой кругом находилось представительство: с десяток неизвестных Колдо персон сидели в креслах, мрачно и сосредоточенно ожидая. Грянула музыка. Ощетинившийся трубами робот запульсировал. Караул взял равнение и… сел на пол. Колдо также усадили, сели и телохранители, и дипдипкавалер Михора Бандажис. Отзвучала жалобно-возвышенная мелодия. Караул поднялся, выждал минуту и гаркнул: «Все здор-р-рово!», после чего одновременно поднял салютующие ракетницы и выстрелил залпом. На минуту Колдо показалось, что зал заполнили горючим газом и разом подожгли, хлопок всех снова швырнул на пол. Всех, кроме представительства, — оно нехотя зааплодировало. Колдо подняли с пола (уже без цветов) и подвели к трибуне. Один из телохранителей указал ему на заготовленный заранее текст, ткнул в бок: «Читай». Насколько позволяли наручники, Колдо взял текст и приблизил его к глазам. Стал читать:
— Граждане Земли! Я искренне и обобществленно рад приветствовать в Вашем лице новую, лишенную кризисов критической массы, заряда, потенции… накоплений и плотности… гм!.. часть человечества. Свой единственный выбор вы определили в наличии гибкой, активно регулируемой социальной платформы, способной к барометрическим погружениям во все сферы жизнедеятельности и сохранению при том
Скудные хлопки донеслись от мрачного представительства, а Колдо очень быстренько отдернули от трибуны и потащили на выход. Минут пять его еще водили по каким-то безлюдным коридорам и наконец остановились у глухой железной двери. Дипдипкавалер разомкнул наручники своим ключом, а серокожаные детинушки; кряхтя и перешептываясь ругательствами, открыли дверь и взашей вытолкнули Колдо…
Да. Да, это была улица. Пестро-развлекательная, фасадно-рекламная, подворотнисто-оборванистая, выхлопнисто-смогово-разнолюдная, тротуарно-витражная, точь-в-точь как на старинных гравюрах. Колдо вспомнил о пакете справочного материала и полез за пазуху. На двадцать седьмой странице после вводной части значился список возможных маршрутов:
1. Добровольное общество социальных возбудителей.
2. Дворец руководителя планеты.
3. Палата молчальной оппозиции.
4. Штаб-квартира повстанческой армии безработных.
5. Постоянно действующий избирательный участок № 1001 ночи.
6. Ресторан «У Минотавра».
Так, — подумал Колдо, — как это у них делается?.. Он подошел к обочине и стал «голосовать» машину. Все такси на планете XX век, очевидно, для какой-то массовой оказии комплектовались целым набором средств, характерных для передвижного тюремного сервиса, Одну из таких радужно раскрашенных бронированных машин с «шашечками» он и остановил.
— К «Минотавру», — коротко бросил Колдо водителю в сиреневой сутане.
— Пэрсона грата? — спросил 'водитель по-латински, что означало, конечно, «приятная персона».
— Нон, — ответил Колдо на той же любимой латыни, — пэр прокура, — что означало, конечно, «по договоренности».
Рассказ о посещении «Минотавра» не сводится только к тому, что на вопрос: «Есть ли у вас артишоки?» Колдо ответили, что могут предложить только артефакт… Посещение «питательного» заведения обратило Колдо к своеобразному восприятию мифа о Минотавре. Допустимо считать, что постройка лабиринта царя Миноса напоминала по идее математическую задачу: как архитектурными средствами добиться сложности, равной уравнению с многими неизвестными, то бишь этакими сюрпризами в виде проваливающихся лестниц, раздвижных стен и прочей радости… Так вот, употребление блюд, закусок и напитков в «Минотавре» чем-то приравнивалось к этим неизвестным. Дело осложнялось лишь тем, что путеводной нитью в ресторане не обеспечивали, ни меню, ни все знания о вкусной и здоровой синтетической пище не могли здесь помочь. «Минотавр» гарантировал потрясающую экзотику вкусовых ощущений, но… не ручался за психику клиентов… Несравненная изюминка была в том, что любое блюдо могло оказаться этим самым… Минотавром, а жертвой — любой из проголодавшихся. Об этом, собственно, и рассказывала, тем и отпугивала шикарная вывеска у входа.
— А ничего живут, весело, — сам себе сказал Колдо и решительно вошел в пустынный каменный зал, в голове его уже созрел план, как вывести на чистую воду злосчастного содержателя ресторана…
Во-первых, рассуждал Колдо, в характере Миноса не должно быть ни единого плюса, и время теперь такое, что от Миноса потребовалось несколько смягчить вывеску. Для этой цели он и решил — проще и выгодней кормить пациентов мясом этого… ну да, Минотавра. Таким нехитрым образом тот, кто съедает это мясо, сам и становится Минотавром… ну, пусть не в буквальном смысле… Значит, уловка проста: необходимо заказать контрольное блюдо, хуже другое — сколько уже тепленьких и кровожадных Минотавров гуляет на свободе во всех мирах. Получите, однако: нам, пожалуйста, запеченую говядину в соусе из вашей собственной крови, дорогой Минос! Едва только Колдо успел сделать свой заказ, седовласый пожилой хозяин ресторана упал на колени, стал целовать пыльные ботинки посетителя, умоляя не рассекречивать его миф, ссылался на свое доброе имя, на авторитет и уважение, которые нынче так трудно даются, говорил о том, что входит в Центральный совет планеты, что кое-кто из влиятельных кругов заинтересован в тайной поставке минотаврятины на социальный рынок Галактики… что на планете XXI и XV век работает подпольная фабрика экспериментальной генинженерии… и так далее, и что он вообще выполняет долгосрочную программу…
— О боги, это крах… крах! — восклицал, умолял и трясся в душном ознобе седовласый хозяин. — Не погуби, не погуби!
— Несчастный, — сказал Колдо презрительно, — только из любви к мифологии я прощаю твою кухню и душу. Живи, но дай слово, что ты в течение ближайшего года будешь обслуживать интуристов, желательно негуманоидных…
Колдо ушел, накормленный отменной «всякой всячиной», а Минос после его ухода воздел руки к небу и пустился в « плюсовую».