Ох уж эти Шелли
Шрифт:
Можно ли с уверенностью сказать, о каком времени говорит автор? Такие и подобные картины не имеют какой-то характерной исторической привязки, наверное, во все времена.
Каструччо воюет со всеми своими соседями, стремясь подмять под себя как можно больше новых территорий, в то время как его женщинам приходится выносить все тяготы и лишения, стараясь усмирить вечно рвущегося в бой мужчину доводами разума и своей любовью.
Но в результате Этаназия чувствует себя потерянной и разбитой, она садится на корабль и погибает во время кораблекрушения. Позже, когда при аналогичных обстоятельствах погибнет Перси, Мэри поймет, что предвидела грядущую катастрофу, и признается в одном из писем: "Мне кажется, что во всем, что я пишу, я не делаю ничего, кроме пророчеств того, чему предстоит произойти".
В Ливорно им было хорошо и спокойно, пока вокруг и без того издерганной семьи вдруг не закрутился ужасный скандал, который захватил их, подобно тому как разъяренный океан набрасывается на утлое суденышко, чтобы, втянув его в водную воронку, бросить на самое дно. Скандал произошел, что называется, на ровном месте. Слуга Паоло, которого они наняли еще в Лондоне и который до сих пор отличался тем, что был не совсем чист на руку и соблазнил няню Уильяма Лиззи, этот Паоло, которого Перси и Мэри нет-нет да и заставали роющимся в их бумагах, без какого бы то ни было повода вдруг дал интервью сразу нескольким местным газетам о том, будто бы Клэр родила дочку от Шелли. Ребенка, недолго думая, отвезли в детский приют в Неаполе, причем, не доверяя слугам, это проделал сам отец — то есть Перси. Скорее всего, подобным образом Паоло мстил своим хозяевам за то, что те вынудили его жениться.
В результате, когда статьи вышли, соседи чуть не забросали несчастное семейство камнями и комьями грязи. Невозможно было пройти по улице, так как все отворачивались от них, как от прокаженных, или плевали в след. Каждую ночь крыльцо и стены их дома покрывались надписями оскорбительного содержания, а также требованиями, чтобы развратные безбожники убирались на свою родину.
Самое неприятное, что в основе этого происшествия лёг тот неоспоримый факт, что ребенок действительно был. Подкидыш, которого Перси из самых добрых побуждений согласился доставить в Неаполь. Он вообще старался помогать всем, кому нужна помощь, и все время высылал деньги Годвину.
Дело дошло до суда, на стороне обвинения выступали Паоло и его жена Элиза, которые повторили свои показания о ребенке Клэр под присягой. Против них выступали Перси, Мэри и Клэр.
Найденыша звали Елена-Аделаида, она родилась в декабре 1818-го, то есть когда супруги Шелли и Клэр уже жили в Италии. Для сравнения: Аллегра родилась январе 1817-го, так что по времени вторая беременность и роды вполне возможны. Другое дело, что было бы странно, если бы Мэри, живущая в соседней комнате и все время видевшая Клэр, ничего не знала о беременности сестры. И тем более невозможно, чтобы Мэри, зная о том, что это ребенок ее мужа, не потребовала оставить малышку в их семье. Но обвинители утверждали, будто бы троица просто выгораживала друг друга.
Желая любым способом доказать вину Шелли, ради правды и справедливости честный Паоло был готов даже потерять должность, которую справлял много лет.
Мэри с самого начала знала о подкидыше и действительно предлагала взять девочку в их семью, она всегда хотела, чтобы в доме было много детей. Лето 1818 года — это время, когда только-только умерла ее вторая дочь, и она инстинктивно тянулась к каждому ребенку. Но плохое здоровье Уильяма, о котором приходилось все время заботиться, и новая беременность — все это отнимало силы у Мэри, и Перси уговорил ее не брать пока в дом новорожденную, а сначала попробовать наладить собственную жизнь.
Когда же Шелли доставил подкидыша в приют, от него потребовали назвать имена родителей, и он в порыве великодушия предложил вписать в графу "отец" свое имя. Конечно, доказать, что родителями ребенка действительно были Перси и Клэр, не удалось, но после скандала стало понятно, что придется переезжать в другой город и подыскивать там других слуг. Посоветовавшись с друзьями, они выбрали Пизу Правда, что небезынтересно, на этот раз супруги Шелли отправились туда без Клэр, так как той подыскали место гувернантки во Флоренции. Последнее вполне можно расценить как нежелание Мэри и впредь общаться с любовницей своего мужа. Тем более после таких слухов.
Клэр вообще была истерична и чрезмерно требовательна. Сразу же после того, как они покинули дом Годвинов, она не переставала домогаться своей доли внимания Перси, который в результате проводил с ней не меньше времени, чем с Мэри.
Приказ любой ценой перевезти семью Шелли в Пизу был передан в письме суперинтендантом Вильсоном, уже давно тяготившимся своей ролью, Паоло как вариант, при котором агент выбывал бы из игры, не будучи при этом раскрытым, а семейка, за которой был необходим догляд, переходила из-под одного наблюдения под другое, так как в то время в Пизе собралось достаточно обширное английское общество, и там к Шелли было проще приставить нового наблюдателя или даже нескольких.
Глава 17
МЭРИ И ЦЕРКОВЬ
В Пизе Перси влюбился в дочь флорентийского аристократа — 19-летнюю Эмилию Вивиани: "Она владеет таким изысканным и утонченным итальянским слогом, какой под стать лишь известным литераторам. Ее мать', дурная женщина, из зависти к талантам и красоте дочери упрятала ее в монастырь, где она никого и ничего не видит, кроме слуг и дураков. Оттуда ее никуда не выпускают. Она все время ропщет на свою злосчастную судьбу. Единственную свою надежду полагает она в замужестве, но коль скоро и само ее существование окружено чуть ли не тайной, где тут совершиться сватовству?" — писала Мэри Ли Хенгу.
У Мэри тоже неожиданно появился почитатель — князь Александр Маврокордато, смутьян и революционер, который вдруг взялся помогать Мэри совершенствоваться в греческом. "Завидуете ли вы моей счастливой участи? Ко мне приходит каждый божий день любезный, молодой, обворожительный, ученый греческий князь".
В результате греческий продвинулся, а вот Александру так и не удалось добиться любви прекрасной Мэри. Шелли постепенно тоже пересилил свои чувства, первым делом излив душу в "Эпипсихидионе", в качестве подзаголовка он написал: "Стихи, обращенные к благородной и несчастной леди Эмилии V, ныне заключенной в монастырь…" Название "Эпипсихидион" по-гречески означает "о маленькой душе". Эпипсихидион открывается обращением к Эмилии как к духовной сестре говорящего. Он называет ее "пленной птицей", гнездом которой станут мягкие лепестки роз. Он называет ее ангелом света, светом луны, видимой сквозь смертные облака, звездой за пределами всех бурь. В общем, понятно, каково было Мэри переписывать все это для того, чтобы отдать в печать. Но она справилась.
Все это тревожило, не давая расслабиться и нормально работать, сначала скандал с подкидышем, который, несмотря на оправдательный приговор, до сих пор нет-нет да и напоминал о себе. Кто-то из друзей целиком и полностью поддерживал Шелли, проклиная глупых, вечно лезущих куда их не просят слуг, другие обходили теперь их дом стороной. Но еще не отгремели громы первого скандала, откуда ни возьмись появилась эта "плененная птица", чей "светлый образ" не давал Мэри спокойно спать по ночам. В результате — выкидыш.