Охота для всех
Шрифт:
На сей счет мне много чего порассказал один старый ловец жаворонков, отошедший от дел. Да, вот это была исповедь так исповедь! Некоторые его, так сказать, действующие коллеги тоже поделились со мной своими профессиональными секретами, когда после нескольких суровых зим куропатки в наших краях почти перевелись, так что браконьеры уже потеряли надежду на возвращение к своей бесчестной и вредоносной для общества деятельности.
Поверьте мне, господа, урон, наносимый браконьерами природе, велик и ужасен!
Многие землевладельцы ежегодно принимают меры предосторожности и обсаживают поля колючими кустами, чтобы те образовали живую изгородь и хотя бы отчасти затруднили деятельность негодяям. Но как быть тем, у кого несколько небольших участков?
Кстати, сии колючие насаждения — весьма ненадежное средство защиты от ужасного зла, ставшего во Франции настоящим бичом всех охотничьих угодий. Можно даже сказать, что эффект от них практически нулевой, ибо они не спасают от разбоя ни жаворонков, ни куропаток. Когда браконьеры осторожно расставляют по ночам сети, они безжалостно вырывают все молодые растения с корнем и отбрасывают в сторону. Сами понимаете, труд-то невелик. Что же касается ловцов жаворонков, которые приступают к своему черному делу несколько позже «куропаточников», то им колючие кустики вовсе не помеха, ибо таковых на полях после осенней вспашки и боронования и сева почти не остается.
Итак, любезные господа читатели, был ли я не прав, когда утверждал, что странная по меньшей мере снисходительность префектов полиции является в действительности не чем иным, как поощрением преступной деятельности и прямым пособничеством темным делишкам? И разве надо наносить огромный ущерб природе и тысячам охотников ради идеи (может быть, и блестящей) поддержки производителей изысканных лакомств?
Скажу несколько слов и об этих преступниках, хотя урон от них весьма невелик, так что особой опасности они не представляют.
Ловушки и силки в полях устанавливают сравнительно редко. Случается, конечно, что какой-нибудь пастух поставит у изгороди несколько силков из конского волоса и поймает парочку-другую куропаток. Разумеется, я говорю лишь о тех местах, где на многие километры тянутся сплошные поля, а не о тех благословенных угодьях, что вдоль и поперек изрезаны на мелкие участочки живыми изгородями, как в Вандее, Нормандии, Солони и др. Вот там-то уж действительно настоящий рай для браконьеров!
Что касается правонарушителей с ружьями, то эти браконьеры представляют, пожалуй, наименьшую опасность для дичи по различным причинам. Во-первых, злоумышленник охотится обычно в одиночку. А во-вторых, огонь он ведет только по одной цели за раз, самое большее — по двум, к тому же стреляет он редко, проявляя осмотрительность и осторожность, ибо звуки выстрелов выдают его с головой.
Браконьер, орудующий в поле, обычно обзаводится официальным разрешением на ведение охоты, но при всем при том он не перестает быть наглым воришкой, грубо попирающим право собственности. Он пиратствует в чужих владениях, убивает дичи больше, чем положено, заставляет сбиваться с ног бедных полицейских и в результате собирает богатую коллекцию штрафных квитанций, а имя его фигурирует во множестве протоколов. Однако я все же отнес бы подобных горе-охотников скорее к разряду людей надоедливых и вызывающих величайшее раздражение у всякого порядочного человека, чем к разряду людей опасных.
Как и в полях, в лесах могут бесчинствовать как чужаки, так и местные жители. Те самые «промысловики», что в огромной мере опустошают поля, проводят свою кампанию довольно быстро, в течение 2–3 недель, ибо дичи попадается в сети с каждым днем все меньше, становится все более пугливой, да и качество ее заметно ухудшается. Короче говоря, игра уже не стоит свеч. К тому же на авансцену выходят ловцы жаворонков, ибо они тоже хотят жить. Тогда члены преступной организации, оставив огромные сети в условленных местах до лучших времен, перемещаются с полей в леса. Они глубоко изучили весьма сложную науку браконьерства и возвели разбой на уровень общественного института, так что и на втором «поле битвы» чувствуют себя превосходно, сменив сети на силки.
Организовано все дело по прежней схеме, и механизм, надо отметить, работает безотказно. Сообщники жуликов из числа местных жителей сообщают в центральные конторы ценные сведения о состоянии охотничьих угодий в той или иной местности, а в условленный день и час препровождают пришлых злоумышленников в самые богатые дичью утолки. Правда, на сей раз используют не сплетенные из шелковых нитей сети, а сделанные из латунной проволоки силки, на изготовление которых уходят сотни и сотни саженей [289] тончайших металлических нитей.
289
Сажень — старинная мера длины, соответствующая в среднем 2 м.
Кстати, в лесу браконьерам нет нужды орудовать компактными группами, как в поле. Они могут рассредоточиваться, не расходясь на слишком большое расстояние, чтобы при необходимости либо быстро собраться в одном месте, либо разбежаться в разные стороны по особому сигналу. Это позволяет им избегать нежелательных встреч с сельскими полицейскими, а порой и поиздеваться над незадачливыми служителями закона. Вполне понятно, что члены преступных шаек предпочитают обрушиваться, словно жадная саранча, на наиболее богатые в смысле дичи охотничьи угодья, то есть грабить леса крупных землевладельцев. Посещать же владения мелких собственников и уж тем паче скудные общинные угодья они считают ниже своего достоинства.
Образ действий этих бандитов давно всем известен. Они обходят облюбованный и предназначенный к разграблению участок, замечают, где проходят заячьи и кроличьи тропинки, а затем преграждают путь бедным длинноухим сотнями, а то и тысячами ужасных скользящих проволочных петель. Сию процедуру они называют «просеиванием через сито».
Организованные браконьеры никогда не проводят в одном городишке или в одной деревеньке более 3–4 дней, ибо предпочитают, собрав богатый урожай, поскорее убраться с места преступления. Однако весь ужас как раз и заключается в том, что, когда бандитов, увезших невероятное количество дичи, уже и след простыл, смертоносные снаряды, расставленные по лесу там и сям, продолжают вершить свое черное дело. Разумеется, всякому понятно, что мерзавцы, которые прислушиваются к каждому шороху, ибо все же весьма опасаются встречи с полицейскими, очень торопятся, когда вытаскивают из петель задохнувшихся зверьков, и начисто забывают о тех силках, что не сработали. К несчастью, обычно к тому времени, когда мародерам приходит срок уносить ноги, в большинстве ловушек еще пусто, а искать в густой траве тоненькие силки дело хлопотное. Поэтому браконьеры предпочитают оставить их на месте, благо латунная проволока у нас достаточно дешевая. Таким образом зайчишки и кролики рискуют не сегодня-завтра оказаться в силке. Представляете, как бывает огорчен хозяин охотничьих угодий, если он чуть не ежедневно находит десятки полуразложившихся тушек! И бедняге еще очень повезет, если в ту минуту, когда его собака попадет в металлическую петлю, кто-нибудь окажется рядом и избавит друга охотника от участи, постигшей несчастных ушастиков.
Должен сообщить вам, любезные мои читатели, что почти все наши собаки в Солони хоть по одному разу, да попадали в силки: кому латунная петля сдавила лапу, кому — любопытную морду, а кому и шею.
В последние годы наглость этих лесных разбойников настолько возросла, что они перестали бояться сельских полицейских; пожалуй, скорее теперь многие служители закона трепещут от страха при одном воспоминании об их злобных проделках. В качестве примера я мог бы привести не одно, а несколько известных мне местечек, где обычно бравые и храбрые вояки (коих запугать ой как не просто) были вынуждены в бессильной ярости наблюдать за тем, как при сохранении полного боевого порядка в своих рядах отступали вооруженные до зубов грабители, уносившие огромную добычу. Те же из блюстителей закона, кто вопреки всему пожелал исполнить свой профессиональный долг, были крепко-накрепко связаны по рукам и ногам, привязаны веревками, а то и проволокой к деревьям и брошены на произвол судьбы в лесной чаще.