Охота для всех
Шрифт:
Поверьте, я говорю об этом проходимце не с чужих слов, а с полным знанием дела, ибо сам сталкивался с ним буквально нос к носу в весьма щекотливых ситуациях.
Но если лесник Г. сам ведет себя с беспримерной наглостью и бесцеремонностью на землях соседей господина М., то на вверенной ему территории он наводит ужас на всех браконьеров. Он всегда настороже, всегда на месте в нужное время, он буквально вездесущ и всевидящ, невероятно проворен, силен, решителен, готов, не дрогнув, встретить опасность и получить пулю в грудь, но и готов без всяких колебаний вогнать в нарушителя границ владений господина М. не одну пулю, а две или три.
Лесник Г. действует столь успешно, что пресекает действия браконьеров как днем, так и ночью. Он совершает ночные рейды в гордом одиночестве, предвкушая, очевидно, как поближе к рассвету проберется на соседний участок и прикончит там зайчишку, а потом вернется домой.
Леса, находящиеся под охраной лесника Г., славятся изобилием дичи во всей нашей округе, тем паче что Г. никогда не стреляет там из ружья, да к тому же у него бывают серьезные стычки с самим хозяином угодий, когда он забудется настолько, что позовет к себе гостей поохотиться. И даже в том случае, когда гости уже приехали, лесник Г. не считает себя побежденным. Он спускает с поводков свору гончих собак, а сам вместе с тремя сыновьями всю ночь напролет носится верхом по полям и лесам, так что поутру гости, воображавшие, что попадут в битком набитый дичью курятник, не видят ни единой птички, а потому впоследствии не имеют никакого желания приезжать еще раз.
Господин М., человек весьма неловкий, да и стрелок никудышный, ест дичи, однако, больше, чем кто бы то ни было. К его столу подаются самые изысканные блюда, а его повар — истинный знаток своего дела и, не побоюсь громкого словца, настоящий художник. Правда, вопросов, откуда берется поставляемая к столу дичь, он, похоже, не задает.
Однажды, когда я прибыл к сему достойному господину на обед, я увидел у ворот замка лесника Г. Тот двинулся мне навстречу, буквально не сводя с меня печальных умоляющих глаз.
— Что случилось, милейший? — спросил я. — Почему у вас такой похоронный вид?
— Ах, месье, — взмолился он, молитвенно складывая руки, — я вас умоляю, не говорите хозяину, что вы видели меня на землях господина N и господина NN…
Только тут я сообразил, что в своей страсти к браконьерству и в своем желании сохранить в неприкосновенности дичь господина М. лесник дошел до того, что стал обеспечивать своего хозяина съестными припасами за счет соседей.
Не стану более распространяться на данную тему, но хочу только отметить, что местные браконьеры наносят природе весьма ощутимый урон, оставаясь практически безнаказанными.
Попытаюсь указать если и не радикальный способ искоренения столь страшного зла, как браконьерство, ибо такового, насколько мне известно, не существует, но хотя бы в общих чертах обрисовать меры, которые представляются мне достаточно эффективными.
Оказавшись однажды в ноябре 1884 года в редакции одной крупной парижской газеты, я имел неосторожность произнести следующие слова: борьба с браконьерством…
Вы себе не представляете, какая лавина упреков обрушилась на мою бедную голову! Как?! Я призываю уничтожить браконьерство?! Помешать бедному крестьянину съесть зверя или птицу, которые живут в полях за его же счет (то есть клюют зерно и лакомятся морковкой)?! А понимаю ли я, чего требую? Я хочу лишить несчастного сельского пролетария возможности защищаться от животных и птиц, наносящих урон его посевам?! Я желаю восстановить старинные привилегии дворянства?! И вновь ввести самые жестокие наказания, упоминавшиеся в старых эдиктах об охоте?!
Короче говоря, поток обвинений был просто нескончаем, и я привел здесь не самые худшие.
Я собрался было уже разразиться длинной речью в свою защиту и доказать моим любезным, но очень пристрастным оппонентам, что я вовсе не желаю ничего подобного и что, кстати, не всегда заяц и куропатка виновны в потравах полей, но предпочел в данный момент не высказываться. Ведь мои коллеги-журналисты, прекрасно подкованные в вопросах внутренней и внешней политики, превосходно изучившие социальную экономию и прочие мудреные науки, практически ничего не знали ни о жизни деревни, ни о психологии крестьян.
Я осознал, что ни один из моих критиков не является охотником, что все они, как на подбор, не способны отличить вальдшнепа от дятла, сойку — от горной куропатки, смешную коротконогую таксу — от пойнтера и современное охотничье ружье — от прапрадедовской аркебузы.
Итак, я отказался от публичного выступления и «вложил в ножны» грозное оружие моих аргументов до лучших времен.
Пусть пишущая братия думает и говорит все, что ей угодно, пусть браконьеры продолжают наслаждаться ворованной дичью, ничего не поделаешь…
Я упомянул об этом случае только для того, чтобы указать на весьма опасный, на мой взгляд, образ мыслей, на ложную сентиментальность, благодаря коим многие умные люди совершают непростительные ошибки и делают абсолютно неправильные выводы. Руководствуясь превратно понятым принципом равенства всех граждан страны (который сам по себе просто превосходен), они оправдывают воровство и разбой, начисто забывая о том, что браконьеры, нарушая законы, попирают права других граждан!
Но сейчас я обращаюсь к охотникам и могу не бояться, что меня не поймут.
Однако страстные выражения, вышедшие из-под перьев моих собратьев-журналистов в парижской прессе (в ответ на мой робкий намек на необходимость борьбы с браконьерством) все же не совсем бесполезны и вредны, ибо, прочитав их, я окончательно убедился в своей правоте, а также и в том, что общество наше нуждается в серьезном изучении данного вопроса. Само собой разумеется, что к разным категориям браконьеров следует относиться по-разному.
Ни один из журналистов не осмелился возвысить свой голос в защиту тех браконьеров, что являются из больших городов и хищнически истребляют все живое в поле и в лесу. Нет, никто и не подумает защищать интересы этих отбросов общества!
Что же касается местных, так сказать, доморощенных браконьеров, охотящихся с помощью силков и капканов, попробуем проанализировать, могут ли они претендовать на легализацию своих действий или хотя бы на защиту профессиональных адвокатов (что, однако, не освобождает от ответственности за применение запрещенных средств убийства).
Итак, постараемся рассуждать здраво и быть беспристрастными.
Как вы думаете, сколько среди сотни браконьеров окажется землевладельцев? Да будь вы самым знаменитым математиком нашего времени, и то не насчитаете и десятка! Да ведь и то сказать, что мешает хозяину сельскохозяйственных угодий бить дичь на своем собственном участке, не прибегая к незаконным средствам охоты и уплатив государству всего лишь 28 франков за право охотиться?!