Охота к перемене мест
Шрифт:
Нонна показалась в дверце кабины последней — замешкалась с багажом. В руке у нее чемодан, одно плечо оттягивает тяжелый рюкзак, на другой висит гитара в чехле.
Она в джинсах, в такой же куртке и в плаще не по погоде — видимо, плащ не влезал куда-то, и, чтобы не мять, Нонна надела его на себя.
Завидев подбегавшего Маркарова, она не опустила чемодан бережно, он выпал из ее ослабевшей руки.
Их обдувало ветром от лениво крутящегося винта, разносился запах керосина.
Долго стояли обнявшись. Нонна не намного ниже Маркарова, рослая, длинноногая. Могло показаться, что туфли у нее на платформе; на самом деле она была в кедах.
— Ну и чудеса! — вот все, что он смог выдавить из себя,
Он целовал ее лоб, щеки, глаза, волосы с исступленной нежностью.
После того как Нонна увидела Мартика, путешествие уже не казалось ей столь длинным, хотя стрелку часов она еще в Приангарске передвинула на пять цифр вперед.
— Написала тебе длинное-предлинное письмо. — Она едва не задохнулась. — А тут заплатили на студии дополнительно за девять съемочных дней в Батуми. И еще за репетиции. Вот и подумала: а почему бы не отвезти это письмо самой? Мы же оба — кочевники! Актеры часто в пути — гастроли, киноэкспедиции. Недавно летала из Свердловска на «Ленфильм», сыграла эпизод, а заодно там дублировали венгерскую картину. Я в этом фильме за Илонку и смеялась, и с женихом ссорилась. Я уже знаю, что на Ил-18 спокойнее летать в хвосте, двигатели не так сверлят уши, а на Ту-104, наоборот, впереди тише.
— Только очень прошу — чтобы число посадок у тебя было равно числу взлетов.
— Да, немаловажная деталь при воздушных путешествиях.
— Меня твой жених не интересует. Где письмо мужу? — он протянул руку.
— Перескажу на память. Во всяком случае, все достойное внимания. Без воздушных поцелуев авиапочтой... От них ни тепло ни холодно...
Она жадно засматривала ему в глаза, а он опустил голову, вперил взгляд в землю.
— Ты куда смотришь?
— На твою стройную тень. По тени обычно отличают призрак от реального предмета или существа. Есть тень — реальность, нет тени — нет предмета. Я радуюсь, что у тебя есть тень, и в этот час еще достаточно резкая. Значит, по небу летел не призрак, хотя и ангел...
— Я за тобою следую тенью, я привыкаю к несовпаденью, — пропела она смеясь и прижалась к нему, как бы спеша его разуверить в своей бесплотности.
— Справедливо говорят в Грузии, что женщина подобна тени: за ней бежишь — убегает, от нее бежишь — за тобой гонится.
Он обнял Нонну и только поэтому уразумел, что ее плечо отягощено лямкой рюкзака. Торопливо помог снять рюкзак и закинул его себе за широкую спину.
Они оставались наедине не потому, что их никто не видел, но потому, что сами в эту минуту не видели никого и не хотели видеть.
Нерассуждающая радость!
Стрекотал винт, а тут еще из вертолета выгружали грохочущую, бренчащую связку ведер, звенели на проволочном круге топоры, не насаженные на топорища, сварливо кричал что-то вертолетчику прораб Рыбасов, громко лаяла собака, провожая своего хозяина.
Нонна обратила внимание на вертолет, стоящий рядом, близнец того, каким она прилетела. Похоже, его стали разбирать и не успели разобрать до конца — без дверей, без антенны, без лесенки.
— Ну что же мы тут стоим? — сказал он наконец. — Пошли потихоньку...
Раскулаченный вертолет остался позади.
— Ты сильно изменился, — она удивленно вгляделась в лицо Мартика.
— Просто усы отпустил. Ты когда-нибудь видела картину Репина «Запорожцы»?
— Допустим, — засмеялась Нонна.
— Помнишь казака с люлькой в зубах? Склонился над писарем и диктует письмо турецкому султану. Вот такие усы я и решил отпустить... До чего же ты красивая!
— Такая же, как уехала, — она встряхнула головой и поправила волосы. — Галиуллины сказали, у вас женщины не водятся. Поскольку я здесь одна, можешь присвоить мне звание «Мисс Останкино-74».
Прораб Рыбасов улетал этим же вертолетом на совещание в Востсибстальмонтаж. Ночевать будет дома в Приангарске, значит, раскладушка в конторке сегодня пустует. Михеич, конечно, разрешит им устроиться там на ночь. Но куда деваться потом?
Мартик и Нонна проводили взглядом взмывший вверх вертолет.
— Когда я рядом с тобой, то никуда не хочу спешить. Отспешила свое перед отъездом...
Они помахали вертолетчику и двинулись в Останкино, благо до него рукой подать.
Он поправил рюкзак у себя на плече и театрально крякнул — ну и тяжесть, как только Нонна его дотащила? Уж не булыжниками ли он набит? Она принялась на ходу вспоминать, что же туда запихано.
Флаконы с жидкостью «Тайга» и «Дэта» от комаров и всякого гнуса. Стопка тетрадей с переписанными ролями — две роли нужно выучить, другие освежить в памяти, прорепетировать, проиграть наедине с собой. Две бутылки мозельского вина «Либфраумильх». Томик Есенина, это для чтения вслух. Две палки финской копченой колбасы. Увесистая гроздь бананов. На самом дне сковородка и бутылка с подсолнечным маслом, их всучила Зина Галиуллина, чтобы было на чем жарить грибы. И еще всякая всячина, забыла, что именно.
Она шла, сняв плащ, и гитара легонько похлопывала ее по бедру.
Нонна рассказывала смеясь, так легче скрыть смущение.
Возвращаясь в выплатной день с киностудии, она неожиданно для себя оказалась у кассы Аэрофлота. К черту позорное благоразумие, как подсказал гениальный поэт! Ее веселила сама мысль, что-она прилетит в Приангарск, и уже во всех подробностях представляла себе тамошний неказистый аэродром и Мартика, ожидающего ее за низким забором, обочь посадочной полосы.
Откуда ей было знать, что Мартик уехал из Приангарска, что в Свердловске ее ждет телеграмма, она пролетела мимо этой телеграммы?
Встретили ее на аэродроме Галиуллины, они рассказали, что три недели назад бригаду Шестакова неожиданно перебросили в глухую глушь на монтаж телебашни. В проектном институте зашились с чертежами обогатительного цеха, и поэтому Пасечник пообещал на пленуме горкома, что голубые экраны зажгутся в Приангарске прежде, чем окна покроются инеем.
Нонна выслушала Галиуллина и слегка растерялась. Отправляться назад?
Галимзян посоветовал ей лететь дальше. Туда, к монтажникам, ходит вертолет, иногда по два-три раза на дню.