Охота к перемене мест
Шрифт:
Зимовье, вагончик, котлопункт, радиорубка и две палатки вдоль просеки образовали подобие улочки. Дошли до второй, крайней палатки.
И чем ближе подходили, тем нерешительнее шагал Маркаров с чемоданом и рюкзаком, тем озабоченнее становился.
Не острил сам и не откликался на шутки Нонны; она вопрошающе покосилась на него.
Куда же все-таки пристроить Нонну?
В закуток прораба, завешанный чертежами? Но это только на одну ночь.
Уступить ей свою койку в палатке, а самому перебраться на койку Чернеги? Тот сдает экзамены в Иркутске и вернется через несколько дней.
Не все мужики отнесутся к ее вселению благожелательно. Да и как может молодая женщина не стеснить жильцов мужского общежития?
Получив радиограмму, он не посоветовался с Шестаковым, опасался, тот не поверит, что приезд Нонны — полная неожиданность для Маркарова.
Не посоветовался, не успел ничего предпринять и злился на себя за это.
У входа во вторую палатку их увидел Садырин.
— Гляньте, кто прилетел — женщина, друг человека! — Он побежал им навстречу и выхватил чемодан у Маркарова.
Услышав голос Нонны, из палатки, с учебником и тетрадью, вышел Шестаков. Да, нелегко готовиться к экзаменам, когда теснотишься в неуюте, в общежитейском ералаше и отмахиваешься от мошкары. Мало всего этого, еще Кириченков битый час стучит в уши костяшками счетов; Кириченков собирается в отпуск и подсчитывает: сколько ему выплатят отпускных? Как это подсчитать? Весь полученный за год заработок нужно разделить на 25,4 (среднемесячное число рабочих дней) и умножить на число рабочих дней предоставленного отпуска (основного и дополнительного). Для среднего заработка учитывают только те премии, которые выплачены победителям соцсоревнования, все другие премии в расчет отпуска не входят.
Нонна попросила Шестакова не отвлекаться от занятий: ребята ее устроят, под открытом небом не останется.
Минутой позже к палатке подошел Михеич. Он тоже приветливо поздоровался с Нонной, но ей показалось, что смущен встречей, и быстро куда-то ретировался.
Она передала Шестакову привет от Варежки, та соскучилась без бригады, а еще просила сказать, что уезжает в Братск.
Нонну встретили как старую знакомую. Садырину нравилась роль гостеприимного хозяина, он больше всех суетился и хлопотал.
Напомнил о брезентовом пологе, который без толку полощется на ветру, мокнет под дождем, высыхает на солнцепеке и снова мокнет над кузовом брошенного грузовика. Грузовик торчит на давным-давно растаявшем зимнике и ждет капитального ремонта — лопнул карданный вал. Можно приспособить тот брезент, натянуть маленькую палатку, чтобы устроить гостью с семейными удобствами. Только бы переправиться через речку, добраться до этого грузовика-инвалида...
Маркарова удивило неожиданное дружелюбие Садырина. Сколько ядовитых гадостей наговорил ему в последнее время Маркаров! На самом деле это дружелюбие относится к Нонне и вовсе не связано с ним. Нонна достаточно самостоятельная личность, чтобы Садырин не воспринимал ее лишь как симпатию своего соседа по палатке. Может быть, впервые в жизни Садырин отнесся к женщине с таким неожиданным для него самого уважением — ему чертовски нравится решительность Нонны, ее смелая искренность, безоглядная честность перед собой, перед всей бригадой.
Садырин и Маркаров отправились к брошенному грузовику, а приволокли брезент втроем, им помогал... Погодаев.
— Откуда вы? — удивилась Нонна. — Еще сегодня утром Галиуллины сказали, что вы где-то на Ангаре.
Погодаев объяснил: он уже неделю в Останкине. Возвращаясь из Братска, чуть ли не на ходу пересел на аэродроме в Приангарске из самолета в вертолет и не успел доехать до города, повидать Галиуллиных.
— Что нас объединяет с вами? — спросил Погодаев, сердечно поздоровавшись с Нонной. — Не знаете? Мы оба скучаем по одной и той же личности. Я Мартиросу из Подъеланки два письма накатал.
Хотя Погодаев приехал в Останкино позже других, он уже лучше всех знал округу, с полсотни километров отшагал по тайге вдоль безымянной речки, а характер у этой речки норовистый, вспыльчивый, не угадаешь, что за поворотом...
Погодаев провел их охотничьей тропой к брошенному грузовику, нашел брод через речку.
Палатку поставили под вековой лиственницей, там, где тайга подступает к зимовью-складу.
Последние колья вбивали в полутьме. Притащили с полдюжины одеял, а постель Нонна стелила уже в темноте.
— В темноте, да не в обиде, — весело сказал Мартик.
41
Когда их театр приезжает куда-нибудь на гастроли и в гостинице распределяют номера — сколько амбиции, мелких обид! «У директора есть душ, а у меня, заслуженной артистки, нету», «Не забывайте, что я Северцев-Донецкий!»
Весной у них в Свердловске в актерском общежитии затеяли ремонт котельной, и дом на десять дней остался без горячей воды. Девичий переполох, домохозяйки только об этом на лестнице, в лифте и судачили, вздыхали так, будто перебой с горячей водой — это только начало, а за ним последует конец света.
Как все далеко от этого шалаша — на другой планете, и как все давно было — тысяча лет назад!
С милым рай и в шалаше.
Ночью движок молчал. А на рассвете брал на себя роль будильника и тарахтел день-деньской. Под брезентовым пологом со щелями каганец лучше было не зажигать: мошка тучей летела на огонь, бессмысленно торопясь сгореть.
Чтобы меньше допекали комары, Нонна надела рубашку Мартика.
— Твоя рубаха ближе к телу, — сказала она, засыпая.
Она стала еще желаннее ему, чем прошлой осенью в Приангарске и чем нынешней ранней весной в Свердловске.
Она долго лежала не шевелясь, прислушиваясь к птичьим голосам, их не могло заглушить слитное гудение комаров. Она подсмотрела, Мартик не спит, и сказала:
— Когда ты рядом со мной, я и здесь чувствую себя дома. Ты меня не бросишь?
— Поставим телебашню, улечу с ребятами, а тебя одну оставлю зимовать в этой палатке.
Она повернулась к нему, засмеялась и произнесла с придыханьем:
— Возлюбленный мой.
Ей так хотелось, чтобы он начал новый день заново обласканный.
— А может, суть вовсе и не в тебе, — сказала она позже. — Может, вся суть во мне?