Охота к перемене мест
Шрифт:
Она глядела на верхушку башни, отыскивала глазами Мартика и ждала, когда тот махнет ей рукой.
42
На следующий день Нонна проводила Мартика к подножью башни, поздоровалась с мотористом вертолета, поглазела, как вертолет неподвижно висит над телебашней.
На ее глазах макушка предыдущей, уже установленной в проектное положение смонтированной секции попала в углубление висящей в воздухе секции, и произошла их стыковка. Михеич махнул вертолетчику белым флагом — сбросить стропы.
Вертолет сбросил их с облегчением и ушел на посадку. А на макушке башни началась напряженная работа, и Мартику некогда было махнуть Нонне рукой.
Она повернула назад и нерешительно углубилась в тайгу.
Нонна взяла с собой ведро, чтобы вечером угостить ребят жареными грибами. Грибы здесь более крупные, чем под Москвой. Наверное, потому, что подмосковным грибам редко удается дожить до зрелого возраста, их выискивают и срывают молоденькими. К каждой сыроежке выстраивается очередь горожан. А на тутошние грибы никто и не глянул. По этой глухомани навряд ли кто ступал после сотворения мира.
Медведей она не боялась. Погодаев сказал, что медведи сыты: в лесу поспела ягода — и знакомств с людьми не ищут, да и тарахтенье движка их пугает.
А вообще-то встреча с медведем для девушки — хорошая примета: выйдет замуж. Но относится ли эта примета к одиноким женщинам, числящимся в браке?
Не боялась она и заблудиться, нужно только не терять из виду речку, надежный ориентир.
Она надела кеды, две пары носков, джинсы, плотную куртку из того же материала с обшлагами, перехваченными резинками, перчатки, подняла воротник. Намазала «Дэтой» лицо, шею, а на случай, если мазь не убережет от комаров и всякого гнуса, взяла накомарник. Таежная экипировка прошла еще утром под присмотром Мартика.
В первые дни после приезда она брала флакон с «Тайгой», но, похоже, комары приняли эту вонючую жидкость за долгожданное лакомство. Спасительной «Дэты» явно не хватит, а купить ее в Приангарске и даже в Братске невозможно.
В «Литературке» печатают раздел «Если бы я был директором...». Хорошо сыграть директора она не смогла бы, но отдельные советы может дать.
В таежных городах и поселках нет средств от комаров, от мошки. Эту самую «Дэту» надо продавать не только в аптеках, но и в табачных, газетных киосках, на пристанях, аэродромах, всюду, всюду...
Она надела накомарник, чтобы спастись от комариной тучи и продолжать свои занятия. Облюбовала поляну, заросшую иван-чаем, а по краям кустами буйно цветущего шиповника. Это ее репетиционный зал.
Однажды на нее обрушился ливень, да такой неистовый, что она мгновенно промокла. Горький запах почек и листьев так сгустился, что он, этот запах, воспринимался не только обонянием, но и вкусом — горечь легла на губы.
Нонна заучивала роли легко, а на этой поляне, отороченной розовым, текст запоминался прямо-таки играючи.
В театральном училище Нонна не понимала, как важно тренировать зрительную память, понимание это пришло недавно, и теперь она повседневно задавала себе уроки наблюдательности.
Она приучала себя внимательно присматриваться к окружающим — сколько потом на сцене оживало жестов, телодвижений, походок. Гениально сказал Бальзак, что походка — физиономия тела.
Собравшись лететь в Сибирь, она купила билет на самолет за неделю, считая дни и ночи до вылета.
В предотъездные дни поток лиц вокруг потерял для нее всякий интерес, как толпа, которая в часы пик омывает с обеих сторон дежурную при эскалаторах метро — мелькают, мельтешат лица вокруг стеклянной будочки. А в состоянии ли она в конце дежурства различать лица? Они сливаются в одно смутное разноликое пятно.
И только когда Нонна сдала на весы чемодан, тяжеленный рюкзак и осталась с плащом, сумкой, свертком карт и гитарой, вернулся интерес к тому, как ведут себя пассажиры на аэровокзале.
Рейс 143 в Братск задерживался. Ночевать на аэровокзале? Близилась ночь, и увеличивался спрос на мягкие кресла в зале ожидания. Пассажиры с детьми составляли кресла по два, образуя подобие кроватки, и укладывали детей.
Нонна все сновала, сновала по засыпающему, но столь же ярко освещенному залу и вглядывалась. Какое невероятное обилие поз может принять человек на грани сна и бодрствования, полусонный или спящий. Спят свесив ноги и спят широко их расставив, свернувшись калачиком или вписавшись в квадрат кресла, огражденный с трех сторон мягкими стенками. Кто положил голову на край спинки, кто прикрыл лицо платком от яркого света.
Иные пассажиры неприкаянно, как Нонна, бродили по залу и оглядывались — не освободилось ли где кресло, останавливались у стенда, изучали подмоченное нелетной погодой расписание.
И все время репродуктор, не приглушая голоса, приглашал кого-то регистрироваться, звал на посадку, сообщал о новой задержке самолета восточного направления. Задержаны вылеты на Усть-Каменогорск, Сахалин, Красноярск, Читу. Из-за скверных метеоусловий рейс на Симферополь откладывается, время вылета будет сообщено дополнительно...
Наконец Нонне удалось плюхнуться в еще теплое кресло. И как ни устала, решила себя проверить, приноравливаясь к креслу, меняя одну наблюденную позу за другой, выбирая для себя поудобнее, — урок, который она задала себе в бессонную ночь.
Она подумала, все это пригодится ей в пьесе, принятой театром к постановке. В той пьесе она — кругом положительная, новатор — после ночной смены ждет приема у бюрократа директора — кругом отрицательного, «староватора». Надо поставить в приемную квадратное кресло, и, меняя позы и жесты, она изобразит безмолвное негодование.
Но один только облик не может объяснить внутреннее состояние человека, с помощью одних только внешних признаков нельзя судить о его поведении.
Рассказывая Мартику о своем возвращении в Свердловск из Приангарска, она вспомнила об одном пассажире; с прошлой осени он у нее перед глазами.
Она вошла в самолет и не сразу села на свое место, оно было занято каким-то неопрятным, небритым пожилым кавказцем. Он неохотно поднялся, уступая Нонне место, она раздраженно посмотрела ему вслед. Сел он на несколько рядов дальше и, как оказалось, снова на чужое место, вызвав новое недоразумение. И в третий раз его попросили убраться с чужого места — ну что за бесцеремонность, в самом деле!.. Во время кратковременной стоянки самолета в Новосибирске она снова увидела несимпатичного ей пассажира. Он бродил по аэровокзалу, чуть пошатываясь, в грязной, помятой одежде, ботинки в глине, без шапки, черные с сединой волосы всклокочены. Казалось, лицо его за несколько часов полета еще гуще заросло серой щетиной. Мужчина, который перед Нонной занял очередь за чашкой кофе, сидит в самолете рядом с кавказцем, и тот поделился своим горем. Двадцатидвухлетний сын утонул в Ангаре. Нырнул глубоко, как привык нырять в Каспийском море, а вода в Ангаре прогрелась только сверху. Его нашли под корягой, где еще не растаял лед, тело было сведено судорогой. Отец сопровождает оцинкованный гроб с телом сына, билет отцу продали без нумерованного места.