Охота на царя
Шрифт:
Арзамасская улица находится на краю города; под острым углом она соединяет Монастырскую площадь с улицами Полевой и Ильинской. Строение на ней самое заурядное. Дом Сонцева стоял почти на площади, по правую руку. Лыков остановил пошевни за шесть домов от него, и они с Таубе осторожно двинулись дальше пешком. Барон, оказывается, видел в темноте как кошка. Через двадцать шагов он толкнул Алексея в бок:
– В подворотне кто-то стоит.
Они продолжали идти. Поравнялись с бородатым мужиком, который, не сходя с места, молча смотрел на них разбойничьим взглядом. Неожиданно он произнес негромко:
– От Николая
– Ты от Бугрова? – обрадовался Алексей. – Караульщики у них есть?
– Были, да сплыли, – ухмыльнулся бородач. – Но через полчаса у них смена, так что поспешайте. В доме их человек шесть. Еще трое недавно ушли куда-то с вещами. По Крутиковской улице стоит ихний возок с кучером; кучер от лошадей не отходит. Справитесь вдвоем-то? Может, подсобить?
– Нет уж, хватит и того, что вы уже сделали. Спасибо тебе большое, земляк, не знаю, как тебя величать! Николаю Александровичу низкий поклон.
Мужик с достоинством поклонился и не спеша ушел. Лыков с Таубе, уже не таясь, добежали до нужного дома и прокрались во двор. Там никого не было, ни собак, ни сторожей, но возле забора барон усмотрел вмятину от упавшего тела – все, что осталось от караульщика.
Таубе вынул «смит-вессон» с удлиненным стволом (восемь с половиной дюймов, специальный заказ), взвел курок и прошептал:
– Боже, прошу тебя, сделай так, чтобы ушедшие отсюда были не они! Ну что тебе стоит?
В окнах флигеля горел тусклый свет. Лыков и Таубе бесшумно вошли в незапертые сени и остановились перед клеенчатой дверью. Алексей встал с правой стороны, прислушался; изнутри не доносилось ни звука. Сердце у него билось как бешеное… Таубе тоже прислушивался, потом коснулся зачем-то ладонью левого виска и замер так, словно задумался. Неожиданно он схватил Лыкова за рукав и сильно дернул на себя. От неожиданности Алексей не устоял, полетел и ударился об левый косяк. Хотел удивиться, но не успел. Внутри загрохотало, и в двери, там, где он только что находился, появились три крупных дыры.
Таубе властно отстранил Лыкова, отступил на шаг. Что-то мелькнуло – Алексей не успел разглядеть, что именно – и в двери, на месте засова, образовалось большое круглое отверстие. Барон всунул в него «смит-вессон» и разрядил наугад, метя в углы, весь барабан. Из комнаты послышались стоны и топот ног.
– Бей! – крикнул Таубе. Лыков понял его с полуслова и припечатал дверь кулаком в правый верхний угол, над петлей. Дверь с грохотом влетела внутрь, они ворвались следом и бросились в гостиную.
Слева и справа от входа лежали двое: один, по виду, мертвый, второй корчился, зажав руками живот. Из-за занавески на Таубе кинулся верзила с ножом. Лыков хотел помешать ему, но не успел: барон сделал какое-то движение и, не задерживаясь, пробежал мимо верзилы дальше в комнаты. Летевший следом Алексей увидел изумленное лицо нападавшего: тот рассматривал свою руку, держащую нож. Предплечье было пересечено аккуратной трещиной, из которой торчал в сторону ослепительно белый обломок кости…
– А-а-а! – заорал бандит и упал на колени, зажав переломленную руку. Лыков обежал его и помчался дальше за бароном.
В следующей комнате, куда он попал с секундной задержкой, еще один громила тут же дважды выстрелил в них из угла. Алексей пригнулся и инстинктивно замедлил бег. Ротмистр необъяснимо быстро – глаз едва успевал
Опять запаздывая, Лыков выскочил следом за ротмистром во двор и увидел калитку в заборе. Они вырвались в проулок. Саженях в десяти от них резко брал разгон черный возок. На ходу застегивая полость, оттуда высовывался по плечи человек и оглядывался на них. Какой странный у него взгляд, подумал Лыков. Непереносимый… Где он слышал это слово? И тут же вспомнил.
– Виктор, стреляй! Это Блоха!
Таубе от бедра, не целясь, совсем по-буффаловски, всадил веером шесть пуль в заднюю стенку возка. И те, одна за другой, с пересвистом ушли в небо. Стенка оказалась бронированной!
Лошади, напуганные выстрелами, еще наддали и стремительно от них удалялись. Лыков упал в снег на живот и, стараясь целить под возок, по конским ногам, расстрелял свой барабан. Возок, не сбавляя хода, долетел уже до Полевой и собирался заворачивать. Чертов «бульдог»!
Таубе стоял рядом и торопливо перезаряжался, хотя и видел, что бесполезно – уходят… Внезапно левая пристяжная села на круп, возок накатил на нее и завалился на бок.
– Молодец, Алешка! Попал все-таки! – закричал ротмистр и побежал к перекрестку. Но тут из-за угла вылетела кибитка на полозьях, из опрокинувшегося возка мигом перебрались в нее трое, и лошади рванули. У Блохи был заготовлен запасной экипаж!
Алексей в отчаянии сжал кулаки. Таубе остановился, вытянул руку с револьвером. Длинный ствол хищно нацелился, но выстрела не последовало. Кибитка быстро удалялась, до нее было уже более тридцати саженей.
– Ну! – крикнул Лыков.
Один за другим раздались шесть выстрелов. Несмотря на расстояние, Алексей хорошо видел, куда попадали пули: пять, в шахматном порядке, пробили заднюю стенку, шестую барон почему-то положил ниже, вровень с полом. После шестого выстрела «смит-вессон» переломился, экстрактор вытолкнул гильзы, кибитка скрылась за углом.
Таубе оглянулся на Лыкова и пожал плечами:
– Бывает…
– Надеюсь, хоть кибитка у них не блиндированная, – вздохнул Алексей и свистком вызвал пошевни. Надо было ехать следом: барон мог ранить лошадей, зацепить кого-нибудь из бандитов…
Когда пошевни завернули за угол, они чуть не врезались в умчавшуюся было от них кибитку. Та елозила посреди улицы, лошади переходили как хотели и тихо ржали. Какие-то темные полосы пролегли за ней по снегу.
Лыков и Таубе выскочили из саней и подбежали к кибитке. Алексей рывком оторвал полость, и на руки ему вывалился человек; из спины его тонкой струйкой стекала кровь. На облучке спал возница с такой же дырой в шее. Внутри они обнаружили еще два тела. Белобрысый гигант тихо завалился в угол, он был мертв, как и те двое. Четвертый лежал на полу лицом вниз и стонал. Лыков бегло осмотрел его: пуля вошла бандиту в левый бок снизу, а вышла из гортани. Ранение было смертельным, жить человеку оставалось недолго.