Охота на человека
Шрифт:
Через минуту в комнату вошел коренастый, широкоплечий, с грубоватыми крестьянскими чертами лица сержант Фрага. Военная форма удивительно ладно сидела на нем, выдавая старого вояку. Сержант имел рыжие усы, почти выцветшие брови, широкий, чуть приплюснутый нос, полные губы и немного выпученные глаза. Остается добавить, что он служил с Астеньо вот уже десять лет, выделяясь своим усердием и выучкой.
– Хуан, – обратился к нему полковник, – поедешь с этими людьми в «Дигнидад». Скажешь Шэферу, что я разрешил. Пусть все посмотрят, запишут, если надо. Снимать там запрещается, –
– Мы оставим их в машине, – благоразумно отклонил это требование Ричард.
– Как угодно. Только не особенно там расспрашивайте, эта публика не любит много вопросов. Все, – решительно сказал он, поднимаясь, – можете ехать. Завтра я жду вас у себя. – Он кивнул на прощание, так и не протянув им руки. Выходящему последним Фраге он весело подмигнул, снова усаживаясь в кресло. Настроение у него было превосходное.
Сантьяго
30 ноября 1988 года
Заказав утром завтрак для «заболевшего внезапно мужа», Моника Вигман включила в номере телевизор. После того как принесли заказ, Гомикава, выполнявший роль мистера Гоуэрса, вышел из номера, отправляясь к себе вниз. Его собственный номер был расположен на этаж ниже, и Гомикаве приходилось выполнять сразу две роли– за себя и за Ричарда Саундерса.
От нечего делать Моника Вигман подошла к окну. Стояла обычная для этих мест ноябрьская жара, внизу слышались крики детей, игравших у фонтана. Миссис Вигман, открыв окно, долго смотрела вниз, любуясь расшумевшимися не в меру ребятишками.
А в это время внизу представители чилийской полиции во второй раз показывали фотографии Дронго швейцарам и портье, дежурившим в день приезда Саундерса. По счастливой случайности, горничная, убиравшая в номере и видевшая Ричарда в лицо, была на верхних этажах и не могла опознать своего клиента.
Полицейские не проявляли должного усердия. Им давно надоела борьба с коммунистическими шпионами, так как в страну почти легально, не таясь, вот уже два года приезжали многие деятели оппозиции из-за рубежа, среди которых были и коммунисты, и социалисты. Режим Пиночета вынужден был считаться с мнением людей и уже не мог себе позволить арестовывать каждого, кто пересекал границу. Вот почему представители официальных властей не проявляли особого рвения, отыскивая неизвестного мистера Хаксли. Старший из них лениво опрашивал портье.
– Кто-нибудь останавливался в вашей гостинице за последние три-четыре дня?
– Конечно, господин, – улыбнулся портье, – более ста человек.
– Среди них не было вот этого? – Чиновник достал фотографию. Портье долго всматривался в лицо незнакомого человека. У Гомикавы, следившего за их разговором в холле, перехватило дыхание, пока длилась эта немая сцена, но уже через мгновение портье, чуть поколебавшись, отдал карточку назад.
– Нет, такого господина у нас не было.
– Может быть, у вас останавливался мистер Саундерс или мистер Хаксли? – спросил молодой, более настырный, чем его старший товарищ.
– Нет, – решительно сказал портье, – под такой фамилией у нас никого нет. Впрочем, – он широко улыбнулся, – вы же знаете, у нас можно зарегистрироваться под любой фамилией. Мы не требуем документов.
– Значит, этого человека не было в вашей гостинице?
– Нет, но... – портье снова заколебался. – Он похож на одного из наших постояльцев...
У Гомикавы напряглись все нервы.
– ...но тот приехал с женой и сейчас лежит наверху, плохо себя чувствует.
– Нет, это не он, – покачал головой старший полицейский чиновник, – тот должен быть один.
– Может, поднимемся, посмотрим? – предложил второй. Гомикава вскочил, подходя к лифту, чтобы успеть раньше них.
– Не стоит, – махнул рукой старший, – это наверняка не он. Наше руководство уже просто потеряло голову. В таком отеле социалисты не останавливаются. Он слишком дорогой для них.
– Вот именно, – захохотал довольный его шуткой портье.
Гомикава перевел дыхание. Перекинувшись еще несколькими словами, полицейские вышли на улицу. Сэй проводил их долгим тревожным взглядом. Он не заметил, что к этой беседе прислушивался еще один человек, сидевший в кресле с газетой в руках.
Когда Гомикава вошел в лифт, сидевший в кресле отложил газету. Это был Миура.
Талька. 30 ноября 1988 года
Они выехали из города во втором часу дня после плотного обеда в небольшом местном ресторанчике, куда благоразумный Дронго пригласил и сержанта. За обедом сержант почти не пил, сосредоточенно жевал еду, двигая всеми мышцами лица.
Армейский джип довольно старого образца, который им предоставил «любезный» полковник, был тем не менее на отличном ходу, и Фрага уверенно вел его в горы, пытаясь немного сократить путь.
Дронго, сидевший рядом, несколько раз пытался заговорить с сержантом, но тот отличался особой немногословностью, которая обычно присуща старым воякам и одиноким холостякам. Поняв, что эти попытки бесполезны, Саундерс оставил его в покое.
Несколько раз их обгоняли армейские колонны, возвращавшиеся, очевидно, с каких-то маневров. Солдаты весело кричали им вслед, смеялись, шутили. Сержант каждый раз беззлобно ругался и прибавлял скорость, не отвечая на эти возгласы.
Часа через два после того, как они выехали из Тальки, сержант остановил машину у небольшой фермы, стоявшей метрах в десяти от дороги, и отправился попросить воды. Ленарт увязался за ним.
Хозяин, пожилой чилиец лет шестидесяти, радушно предложил гостям холодного пива. Он с удовольствием отвечал на вопросы Ленарта, но только до тех пор, пока не узнал, куда они направляются.
Хозяин фермы сразу изменился в лице, став замкнутым и неразговорчивым. Удивленный такой переменой, Марк прекратил расспрашивать. Когда они выходили из дома, хозяин тихо шепнул:
– Это очень грязное место, мистер. Очень... – выразительно посмотрев, добавил он и перекрестился.
Ехать пришлось еще довольно долго, около часа, пока наконец вдалеке не показалась высокая ограда, окруженная колючей проволокой. Автомобиль въезжал в лагерь «Дигнидад».