Охота на Эльфа [= Скрытая угроза]
Шрифт:
Через тысячекилометровую бездну я абсолютно ясно видел её смеющиеся глаза и широкую улыбку.
— Ну, есть немного, — пробормотал я.
— Где уж там немного! Пора мне приезжать. Встретишь?
— Встречу, — шепнул я, воровато оглядываясь, словно Белка могла стоять рядом.
— Ну, пока, я ещё позвоню.
Но она не позвонила и не приехала. Точнее приехала, но уже много позже, когда события вокруг Эльфа закрутились в тугую и страшную спираль. А в жаркий июньский день, начавшийся деловой встречей в Кёпенике и странным звонком Кедра, все, абсолютно все складывалось удивительно нелепо. Московские досье читать не хотелось, над романом работать — тоже, Белка
Дитмар Линдеманн зажал в зубах длинную черную сигарету, задумчиво покачал ею и сделался похож в этот момент на школьника, грызущего авторучку, перед тем как приступить к ответу на письменный вопрос. Но потом из полутьмы вынырнула девушка, щелкнула зажигалкой, и сходство исчезло, тем более, что яркий язычок пламени на какую-то секунду высветил и безжалостно подчеркнул глубокие контрастные борозды на лице Линдеманна.
«Что ж, весельчак Дит здорово постарел за эти годы, — подумал Бенжамен Харрис, сидящий напротив. — Да и я не молодею, впрочем…»
— Оставьте нас в покое, — попросил Дитмар, — я буду сам наливать себе виски и зажигать сигареты.
Девушка растворилась в полумраке. А Дитмар подержал бутылку на весу, рассматривая сквозь неё дрожащий огонек свечи, а потом щедро расплескал янтарную жидкость по большим коньячным фужерам. Бенжамен знал эту особенность Дитмара: настоящее солодовое виски пятнадцатилетней и более солидной выдержки, например свой любимый «Талискер» или «Гленливет» с его богатейшим букетом и вкусом, Линдеманн всегда пил из французских фужеров «тюльпан», презирая классические шотландские стаканы с толстенным донышком. И Бенжамен вынужден был согласиться: да, так вкуснее.
Но сейчас вкус как будто и не ощущался вовсе, слишком велико было нервное напряжение.
Дитмар сам инициировал эту встречу именно теперь, хотя мог назначить и днем позже. Но чудак — он и есть чудак. Харрис выбрал, как ему казалось идеальное место для деловой беседы — в этом элитном ночном баре они сидели только вдвоем, многочисленная обслуга была готова к любым заказам и прихотям, а случайные и тем более не случайные посетители исключались. Давно уже пора было начинать серьезный разговор, но Линдеманн все отмалчивался. Наконец, он счел возможным пояснить:
— Я жду сверхважного сообщения с Востока.
— И сколько еще? — деловито осведомился Харрис.
— Возможно, через две минуты. А возможно и через час. Кто б это знал, Бен!
— Ладно, — тяжко вздохнул Харрис, прикидывая, чем развлечься, и подумал про себя: «Как это русские славно говорят — сделал дело, гуляй смело. Нам же приходится наоборот».
— А вы знаете, — решил он напомнить Дитмару, — что на этой глубине обычные сотовые телефоны уже не работают.
— Знаю, — улыбнулся Линдеманн и добавил загадочно. — У меня другая связь. Я жду сообщения с Востока.
Это прозвучало так, как будто речь шла о Древнем Востоке, где кроме курьеров и почтовых голубей ни о чем другом ещё не слыхивали. Ассоциация навела Харриса на мысль.
— Ну а раз так, не заказать ли нам восточный танец?
— Нет возражений, — проговорил Линдеманн и, отхлебнув добрый глоток благороднейшего виски-молт (а это был именно «Гленливет»), прикрыл глаза от удовольствия.
«Удивительный человек!» — подумал Харрис.
Потом опрокинул свою дозу, как опрокидывают водку в России — все равно он сейчас эту марочную
Полилась тихая индийская музыка, завораживающе эротичная, как бы обволакивающая со всех сторон. И Линдеманн невольно засмотрелся на прекрасных танцовщиц, исполнявших классический танец. Классическим он был во всем, кроме одного: традиционные индийские платья, или — как их там? сари? — делались гамбургскими модельерами, и по ходу движений они легко рассыпались на полоски, ленточки, лоскуты. Все это было совсем не в индийском духе, скорее в традициях европейско-американского стриптиза, зато позы абсолютно обнаженных в финале танца девушек были достойны изображения в камне на стенах знаменитого храма Кхаджурахо — того самого, где древние резчики изобразили едва ли не все позиции «Кама Сутры». Дитмар любил подобные шоу, они его и сегодня возбуждали, но он безумно жалел, что не может пуститься во все тяжкие, как в молодости. Конечно, это было совсем не то заведение, где девчонки садятся на стол, хохочут и облепляют тебя со всех сторон. А Дитмар больше всего любил именно такие, и даже не на знаменитой, закрытой для женщин и детей Хербертштрассе неподалеку от Гамбургского порта, а в Розовом квартале Амстердама — ни для кого не закрытом. У голландцев и с фантазией было посвежее, и с извращенной распущенностью — помасштабнее, побогаче. Чего стоили одни только гигантские, очень натурально выполненные фаллосы, бродящие среди толпы, показательные разноцветно-разнополые группешники под открытым небом, зазывные красные фонари в виде распахнутых навстречу посетителю женских гениталий. Ну а уж что творилось внутри этих заведений — никакому описанию не поддается!
И Дитмар, чья молодость прошла в Советском Союзе (об этом знали лишь единицы!), обделенный эротикой в самые активные годы, потом, вырвавшись на просторы свободного мира, с неизменным восторгом окунался в упоительный океан сексуальных развлечений и пьянел от запредельного разгула. С годами почти ничего не изменилась для него в этом вопросе, кроме… Ноблес оближ, как говорят французы. Положение обязывает. Чем старше становился Дитмар, тем все чаще боялся признаться кому-либо в этой своей страсти.
Нет, разумеется, с его-то деньгами он мог купить любую из тех турчанок и филиппинок, что изображали сейчас древних индусок времен Ватсьяяны, автора «Кама Сутры», а мог и всех чохом, он был способен заставить их делать что угодно. Но… Было «но». Линдеманн — это слишком громкое имя в известных кругах, и все, что происходило с ним, очень скоро и со всей неизбежностью становилось известно жене, дочери, референтам и этим проклятым журналистам, а значит, в итоге президенту международного банка, канцлеру, в конце концов. Вне всяких сомнений! Это и есть оборотная сторона больших денег и большой власти. Невозможно спрятаться от мира. А обставлять дешевенькую интрижку, пошлый адюльтер, как спецоперацию по всем правилам шпионской науки — ну, это же просто бред! Какое уж там удовольствие! После такого надо будет сразу ложиться в клинику!..
Поток этих странных мыслей был прерван появлением девушки, которую Дитмар чуть было не попросил раздеться, видно крепко одурманило его дивное виски, восточная музыка и эти бесстыжие филиппинки.
Однако официантка протянула ему небольшой поднос с листком бумаги, и когда Линдеманн понял, что перед ним вовсе не счет, а запечатанный конверт, вся эйфория улетучилась вмиг: слишком ответственный момент. И пока Дитмар разворачивал послание, Бенжамен аж шею вытянул от нетерпения, как мальчишка, подглядывающий в чужую тетрадку.