Охота на кентавра (сборник)
Шрифт:
— А как чувствует себя Атос?
— Он уже ничего не чувствует. Недавно его нашли зарезанным у рынка Прео-Клерк.
— Дуэль?
— Все может быть. Хотя дуэлей там не назначают.
— А подвески…
— Опять эти подвески! — закричал юноша, вскакивая на ноги и хватаясь за шпагу. — Уж не хотите ли сказать, что я вор?
— Что вы, что вы… — запричитал толстяк. — Я ничего такого не хотел сказать. Возможно, что всю эту историю выдумал Дюма.
— Не советую вам пересказывать сплетни, сказал д'Артаньян, обходя вокруг толстяка и примериваясь. — Что мне с вами
— С удовольствием!
Юноша расставил шахматы и сделал первый ход: — Ходите! Что вы сидите сложа руки?
— Не могу. Вы видите лишь мое изображение. Я буду ходить, называя поля. Е2 — Е4!
— Гм-гм, — осуждающе покосился д'Артаньян. — Могли бы быть повежливее с хозяином.
Они углубились в игру. Юноше не сиделось, сделав ход, он принимался кружить по комнате. Наконец вытащил откуда-то бутылку красного стекла: Смотрите, что я нашел! Мы должны выпить за дружбу!
Он разлил красное вино в бокалы: — Почему не пьете? На брудершафт!
— Я же говорил вам: не могу!
— Вы отказываетесь? Наносите мне оскорбление? В конце концов, я вас сюда не звал!
— Ну хорошо, — со вздохом согласился толстяк. — Я сделаю это для вас, хотя нам и строжайше запрещено материализоваться во времени.
Легкие судороги пошли по его лицу. Он словно потускнел и сник. Потом встал и твердой рукой взял стакан: — Я готов!
Они выпили. Когда потом целовались, юноша, наклонившись над столом, снял и спрятал свою королеву. Они снова сели за доску и задумались.
— А где моя королева? — спросил внезапно Д'Артаньян.
— Не знаю, — замялся толстяк. — Уж не думаете ли вы, что мне в моем будущем нужна ваша королева?
— Я ничего не думаю, — д'Артаньян вскочил. — Однако, сударь, стоило вам обрести вашу материальность, как у меня стали пропадать фигуры. Может быть, я сам их у себя краду?
— Действительно, странно. Может быть, она под стол…
— Защищайтесь, сударь!
— Что? — глаза у толстяка вылезли на лоб. — Что?
Он пытался прикрыться доской, но не успел, потому что в следующее мгновение уже был нанизан на боевую шпагу, как мотылек на булавку.
— Седьмой! — сказал мушкетер и с отвращением вытер окровавленную шпагу.
— Да здравствует Гасконь!
С некоторых пор к нему повадились демоны. Почему именно к нему — он не знал. Некий демон Дюма посылал их. Они несли несусветную чушь про время, поля и какие-то машины. Он осенял их крестом и молился — они не исчезали. Он разил их шпагой — они смеялись. Он пожаловался своему духовнику, отцу Пиано. Тот посоветовал совершить покаянное паломничество в святые места в рубище и босиком по снегу или пожертвовать две тысячи пистолей на новую часовню. Поразмыслив, кавалер сказал, что ему полегчало и демоны больше не беспокоят. Но они упорствовали.
В световой круг, в котором лежал толстяк, вошли из пустоты два духа с горящими значками на груди, они катили кресло на колесах.
— Служба спасения! — объявил один. — Извините за вторжение.
— Ничего-ничего, — успокоил их юноша. — Делайте свое дело, не стесняйтесь.
Двое посадили толстяка в кресло и стали что-то
Да, а демоны не унимались. Тогда он подумал, что свихнулся, и обратился к врачу. Пожилой эскулап испробовал на нем современные методы: клистиры и пускание крови, — ничего не помогло. Врач предложил прижечь пятки каленым железом — средство, которое непременно должно было помочь. Д'Артаньян спустил врача с лестницы, (???)
Ждущий Ньюк
(???)…голос ее дрогнул. — У меня не хватает сил стоять там и ждать.
— Хорошо, я пойду, — ответил я и стал собираться.
Мы шли в темноте и дожде. Тысячи теней, не видимых в ночи, догоняли нас и, что-то беззвучно выкрикнув, уносились прочь. Дождь, ночь и ветер спорили, кому владеть нами. Они нетерпеливо касались нас, теребили одежду, гасили наши фонари, требуя нашего тепла. Но их нежность нам была не нужна. Марта шла впереди, скользя и спотыкаясь, она казалась маленькой и беззащитной. Я почувствовал жалость. Когда-то я называл ее Солнечным Цветком, а сейчас она отдана ночи. Хотел поддержать ее, но передумал: до прошлого не дотянуться.
Мы пришли, Марта открыла сарай и зажгла лампу. Я увидел знакомый профиль Ньюкмена — неподвижный, словно на монете. В сарае было неуютно, вода капала с прохудившейся крыши, в трещинах стен шелестели скорпионы.
— Принеси еще одну лампу, — сказал я Марте, — и веревку из овечьей шерсти. Приготовь нам поужинать и выпить.
Марта ушла. Я осмотрел Ньюкмена. В поселке поговаривали, что он свихнулся. Ньюкмен сидел на «пьедестале», словно вырезанный из дерева, глаза его смотрели в темноту, лицо ничего не выражало. Я подумал о том, что капли дождя не падают на «пьедестал», а скорпионы сгорают без следа, попадая в некую зону вокруг него. Но холод? Интересно, чувствует ли Ньюкмен этот пронизывающий холод?
Марта принесла лампу и бутылку виноградного вина, добрая душа. Я выбрал место, где должен встать, прямо перед глазами Ньюкмена.
Устроил лампы так, чтобы хорошо освещали мое лицо, положил веревку петлей вокруг ног, чтобы не лезли скорпионы, и сунул бутылку в карман на всякий случай. Я не знал, сколько мне придется торчать так, «выуживать» Ньюкмена становилось все труднее. Сказал Марте, чтобы шла, плотно затворила дверь и постаралась уснуть. Остался один на один с Ньюкменом и еще с чем-то, чему не было названия на земном языке.
Я постарался устроиться так, чтобы Ньюкмен в конце концов увидел меня. Нелегкая это была задача: он смотрел и на меня, и как бы мимо. Зрачки его были сужены, как от яркого света. Я нашел нужное положение и замер. Со стороны это выглядело, наверное, смешно. Двое мужчин внимательно изучали друг друга, как петухи перед боем. Но мне было не до смеха; находиться в таком положении мне предстояло долго, может быть, несколько часов.
Я смотрел в стеклянные глаза Ньюкмена, которые глядели куда-то: в прошлое или будущее, — и вспоминал, времени для этого у меня сейчас было предостаточно. Судьба связала нас, и даже после того, как он женился на моей невесте Марте, я не могу оборвать эту связь.