Охота на кентавра (сборник)
Шрифт:
Нос лодки на некоторое время подвсплыл, и Нортон «положил» боевую глубинную бомбу на его округлое очертание. Он не видел взрыва, развернувшись так, что в глазах потемнело, а когда он снова был над этим местом, лодка судорожно боролась за свою жизнь, пыталась всплыть. Развороченный ее нос извергал воздух, рубка выступала из воды. Как раз на нее Нортон и сбросил последнюю свою глубинную бомбу. Лодка стала стремительно тонуть, а Нортону снова пришлось набирать высоту.
Он доложил о победе, но ему никто не ответил, он осмотрелся,
Не мог же крейсер затонуть так быстро?
Но эфир молчал, и Нортон кругами стал снижаться над местом катастрофы.
Наконец на поверхности он увидел разный хлам кораблекрушения, который быстро разносило волнами. Он бросил в воду буек гидролокатора — крайняя мера — и на экране увидел под водой две цели, которые быстро тонули и потом слились в одну на невообразимой глубине.
Это было концом, и Нортон свечой взмыл вверх. Приходилось думать о том: умереть сразу или попробовать потянуть время, но все зависело от горючего.
Здесь, на высоте, в необыкновенной ясности и синеве, дул сильный ветер, почти ураган.
Повинуясь чутью, Нортон направил самолет по ветру и сбросил скорость до самой экономной. Он мог лететь в любую сторону, от суши его отделяли тысячи километров. Затем, немного подумав, он отстрелил ракеты, расстрелял в синеву обоймы пушек, сбросил стартовые ускорители. Больше он не нашел ничего, чем можно было бы облегчить самолет. Он включил автомат и занялся приборами.
Локатор показывал абсолютную пустоту в небе и на океане на сотни километров вокруг, а эфир трещал и выл на всех диапазонах, словно безумный. Нортон не поймал ни голоса, ни морзянки, ни сколько-нибудь модулированного сигнала. В мире творилось что-то невероятное.
Но что?
Нортон смотрел в оцепенении на далекие башни облаков, их ослепительные вершины излучали покой и умиротворение.
Ясность царила в мире. Самолет, уносимый беззвучным ураганом, казалось, не двигался, впаянный в кусок синего стекла.
Издали могло показаться, что это не самолет, а крошечная случайная блестка приклеилась к лазури или заблудившийся ангел возвращается к престолу.
Oн начал понимать, что самое невероятное и дикое, что только возможно, случилось. И мало того, ему дарованы судьбой час-два, чтобы спокойно осознать все это невероятное.
Итак, миллиарды людей на всех континентах лихорадочно занимаются сейчас самоуничтожением, а здесь, в лазурном покое, ни малейшего признака, кроме шума в эфире. Ему уготована честь наблюдать апокалипсис — самое страшное, что только могли измыслить люди, но откуда тогда эта безмятежность в облаках и на море?
Нортон стал искать письмо жены, но подумал о том, как он будет дочитывать его сейчас, зная, что ее, может быть, уже нет в живых, а над Канзасом, где они жили, прогуливается атомный смерч?
«За что, о господи?» — подумал Нортон, ведь он был хорошим мужем, примерным гражданином, верным
Тут что-то случилось с его мозгом: руки его по-прежнему сжимали штурвал истребителя, а память словно упала во тьму времен, протянула светящиеся нити к истокам, замерла.
Нортон увидел бешеные круглые глаза старика, борода у того тряслась, он стоял опираясь на посох: — Прокляну!
— А за что, собственно? — не понял Нортон.
Но старик показал крючковатым коричневьш пальцем, и Нортон, обернувшись, увидел в долине город Они стояли на пыльной дороге под сухим огромным деревом, за спиной старика была пустыня, за Нортоном — город. Он был очень красив, этот город; люди, строившие его, любили жизнь и знали толк в архитектуре. Он казался живой перламутровой раковиной на зеленых ладонях садов, в паутине дорог…
— Уничтожить!
— Л чем, собственно? — усмехнулся Нортон. — Палкой?
— Словом божьим!
— A кто ты? — насторожился пилот.
— Зовут меня Илья. И бог дал мне право карать и миловать.
Нортон вглядывался в резкие черты, испытывая влачале смятение, а потом страх. Белая пыль полей Палестины въелась в морщины, редкие волосы сожгло солнце Синая, бесконечный крестьянский труд выел из глаз остатки разума, горькая обида перед чужой красотой кривила бескровные губы.
— Это чирей порока на теле господа! Город крестьянину не нужен!
— Подожди, обсудим все спокойно…
— Блудницы ходят там, закрывая лиц, а дети бросают в меня камнями, смеясь.
— Поторопись! Есть, наверное, и блудницы, но большинство, я уверен, порядочные жены. Дети бросались камнями? Но их было с десяток. А в городе их тысячи!
— Пусть же сгинут! — Старик сделал движение, чтобы идти.
— Постой! — Нортон хотел схватить его за полу рваного плаща, но промахнулся. Ильяпророк стремительно удалялся по направлению к городу. Нортон бросился за ним, но тот уже на повороте обернулся, оскалив зуиы в усмешке, сверкнув белками.
Когда Нортон добрался до города, он уже горел, горящие потоки смолы и серы низвергались на проклятый город. Люди не пытались тушить пожары, соляными столбами они стояли везде, в белых выпуклых глазах их было недоумение.
А пророк шел дальше, вырастая в размерах, у горизонта голова его касалась облаков, белки глаз сверкнули, как молнии. Он стремительно повернулся, распахнулись полы плаща, посох мелькнул, огромная желтая пятка голой ноги…
Нортон бросился за ним, одетый в сверкающие латы сверхзвукового истребителя-бомбардировщика. Но за духом истребитель не успевал. Каждый раз, подлетая к городу, Нортон видел, что он уже горит, а пророк удаляется. Тысячи жен Лота не шелохнувшись смотрели соляными глазами, как огонь пожирал их дома.