Охота на красавиц
Шрифт:
Кира уставилась на него с недоумением, и вдруг до нее дошло, какой профессионализм имеется в виду.
– Однако вы барышня рисковая, – с уважением проговорил Максим. – С такой биографией, как ваша, – и запросто фланировать по центральным улицам… Я-то думал, вы все время в каких-нибудь подпольях отсиживаетесь. Ну разве что по ночам взламываете морги, чтобы предаться любимому занятию.
– Ка… кому? – выдохнула Кира.
– А некрофилии, – небрежно бросил Максим. – Кстати, хотел спросить: неужели такая бесподобная красавица, как вы, не нашла среди живых людей ни одного, достойного себя, и потому бросается в объятия мертвецов?
Кира резко отодвинула от себя тарелку. Максим вскинул голову – и только тут стало видно, что он едва сдерживает смех.
В первое мгновение она и сама едва сдержала… истерический крик и желание закатить ему пару крепких пощечин. Однако он уже откровенно хохотал, и Кира ощутила, что ее губы против воли растягиваются в улыбке. А через секунду хохотала чуть ли не громче Максима.
– Простите, ради бога! – наконец выговорил он. – Я никак не хотел оскорбить ваше почтенное хобби, но с некрофилией у меня связана одна потрясающая история. Хотите, расскажу? Только давайте потанцуем для разминки, что ли, а то мы сидим да сидим сегодня.
Вокруг мангала уже покачивались несколько пар, и Кира с охотой кивнула: после вина, шашлычка и этого безумного хохота ей было море по колено! Однако, едва встав из-за стола, она убедилась в коварстве сладенького напиточка. Ноги не очень-то слушались, поэтому Кира с облегчением оперлась на крепкие руки Максима и прижалась к нему всем телом.
Очень странно: стоять легче не стало. Более того, ноги начали подкашиваться. Тогда Максим стиснул ее посильнее и пробормотал в самое ухо:
– Здорово забирает, да? А ведь большинство граждан за рулем. Как же потом поедут? Этак и до аварии недалеко!
Кира только кивнула. Голова пришлась как раз в плечо Максиму, очень удобно туда склонилась. Кира не стала ее больше тревожить: пусть уж лежит, если нравится.
– Волосы у тебя… – пробормотал Максим.
– Что?
– Травой пахнут!
Очевидно, вино забирало крепче и крепче, Максиму с каждым шагом было все труднее двигаться, поэтому он все сильнее обхватывал Киру. И вообще, они больше не танцевали: просто стояли посреди площадки, вцепившись друг в друга и чуть покачиваясь.
«Добро пожаловать в отель «Калифорния», это дивное, дивное место, – пели надрывные голоса английских «Орлов». – Здесь ты найдешь меня снова и снова, каждый год, в любое время…»
«Хочу в отель «Калифорния»! – внезапно подумала Кира. – Хочу куда-нибудь, где мы можем остаться вдвоем и забыть обо всем на свете. И даже если завтра мы со стыдом отвернемся друг от друга…»
«Добро пожаловать в отель «Калифорния»…»
«Да что со мной, что? – смятенно думала она, чувствуя, что начинает задыхаться в объятиях Максима. – Это вино виновато? Нет. Оно только помогло мне понять то, что я чувствовала с первой минуты нашей встречи. О господи, хоть бы он перестал меня обнимать, а то я сейчас начну его умолять… Я просто с ума схожу! Кошмар! Как же мы останемся вдвоем в машине? Я ненавижу, ненавижу заниматься любовью в машине, но с ним… где угодно, когда угодно. Хорошо бы прямо сейчас!»
– Так вот о некрофилии, – нетвердым голосом начал Максим, отстраняясь от Киры так резко, что она едва не упала. – Ой, держитесь крепче, пожалуйста, а то мы сейчас оба упадем.
«Это что, намек?!»
– У меня был один знакомый парень – давно, еще в студенческие годы. Он-то и рассказал мне эту дивную историю. В некоем городе, вообразите себе, объявился некрофил. Oчевидно, предпочитая совсем уж холодных по темпераменту любовниц, он ночь за ночью осквернял трупы, а утром исчезал. Сторожа только руками разводили. По городу поползли всякие нехорошие слухи про оживших мертвецов. Поговаривали даже, будто какой-то залежавшийся в подвалах морга, недопрепарированный студентами-медиками экспонат буйствует по ночам плотью… Начальство морга заявило наконец куда следует, и для расследования был отряжен лейтенант Бурлака – тот самый мой приятель. Дедуктивная мысль его сработала четко: если сторожа не видят безобразия, а оно творится чуть ли не еженощно, то искать извращенца следует именно среди сторожей!
Бурлака пораскинул мозгами и, не спросив у начальства разрешения, устроил засаду. В дело посвятил помощника старшего прозектора. Ночью освободили один из столов – и вот среди новых, свежих, не побоюсь этого слова, трупов на холодную клеенку, под белую простынку возлег лейтенант Бурлака. Бесстрашие его может показаться невероятным, однако все объясняется чрезвычайно просто: поработав несколько лет в милиции, Бурлака уверился, что всерьез бояться следует только живых.
На его голую, как и подобает обитателю трупарни, ногу была навешена бирка с именем какой-то Галины Виктюк. Нога, конечно, была мужская, но для такого дела Бурлака ее побрил, а ногти покрыл лаком, надеясь, что некрофил не станет особенно присматриваться. На всякий случай половина ламп в прозекторской «перегорела».
Итак, мой дружок лежал, порою легонько перхая от запаха формалина и начинающегося кашля. Кругом было так холодно, что у Бурлаки зуб на зуб не попадал. Бурлака понимал, что если придется пролежать в засаде час-другой, то он своим чиханием распугает и ожидаемого некрофила, и могущих явиться призраков. Ну а если останется ждать до утра, то запросто сделается полноправным обитателем этого самого временного из человеческих пристанищ.
Однако счастлив милицейский бог: лишь только часы лейтенанта слабо пискнули, возвещая наступление полуночи, как заскрежетали засовы на тяжелых железных дверях. Это означало одно из двух: либо сторож явился проверить, не разбежались ли вверенные ему покойнички, либо… либо явился чокнутый маньяк.
На всякий случай Бурлака мобилизовался – и, как выяснилось, не зря: по его голой щиколотке скользнула холодная, как бы резиновая рука.
«Так, в перчатках работает», – угадал лейтенант. В это мгновение хриплый от страсти голос выдохнул:
– Я тебя хочу! Хочу! – и простыня слетела с лица «Галины Виктюк», открыв ее (его!) взору дюжего молодого мужчину, который, расстегнув штаны, готовил к насилию свой рабочий орган. Да, не только на руки надевал перчатки сей поборник стерильности!..
Вмиг узнав подозреваемого сторожа, Бурлака выхватил из-за пояса трусов (единственной своей одежды) табельное оружие и будничным голосом произнес:
– Милиция. Pуки вверх!
Сторож медленно поднял руки, посмотрел на Бурлаковы трусы – и рухнул наземь. Как позже выяснилось, с инфарктом.
Может быть, он никогда еще не видел в прозекторской женского трупа в мужских семейных трусах, вот сердце и не выдер-жало…
Киру затрясло еще в ту минуту, когда Бурлака возлег под простынку с биркой на бритой ноге, а к концу рассказа она уже стонала от смеха. Они с Максимом так и не смогли продолжить танец: стояли друг против друга и закатывались от хохота. Вокруг, словно заразившись от них, смеялись какие-то люди, а рыжебородый Леонид с философической печалью поглядывал на Киру и понимающе кивал, ловко переворачивая над угольями все новые и новые пучки шампуров.