Охота на Лис
Шрифт:
— Я предлагаю тебе сделку, Лис, — Каддар аккуратно смахнул слезу, появившуюся на щеке тивалийца. — Я правда могу тебе помочь: у меня очень влиятельные покровители. Да, даже влиятельнее герцога Содагара. Я могу тебя отсюда вытащить хоть сегодня.
— Сильно сомневаюсь, — узник разомкнул пересохшие губы и прохрипел.
— Другое дело, — Каддар положил руки на его колени. — Видишь? Не так всё сложно.
— Кто ты вообще такой? — Лис корчился при каждом слове.
— Каддар Бреккский. А вот друг я или враг — будет зависеть от тебя. Ты же веришь в чудо, Лис?
— Чудес не бывает. Не в Басселе.
— Не
— Прости, конечно, — смех истерзанного Лиса больше походил на разгулявшийся кашель. — За последнее время я был на цепи так часто, что уже привык. Воротилы, бандиты, теперь — гвардейцы. Серьёзно, стоит мне сбежать из одной западни, как я попадаю в другую. Видимо, Святое Солнце решило, что это моя судьба, а от судьбы не убежишь. Вот я и возвращаюсь на цепь. Раз за разом, снова и снова.
— Друг мой, если и есть где-то там Святое Солнце, Далёкая Звезда или ещё кто-то… Ты правда думаешь, что им есть дело до того, сидишь ты на цепи или у тёплого очага? Если вести судьбу каждого человечка на Большой Земле, никаких сил не хватит. Да уж, нелёгкая это работа — быть богом.
— Ты всё равно не поймёшь. Это моё наказание, и я его принял, — Лис попытался подтянул ноги поближе и скривился в судороге. — Каждый раз мне обещают спасение, побег в Алледан или вообще в новую жизнь. Но этого не будет. Моё место в Бездне, и я уже в ней.
— Хорошо, — Каддар постукивал пальцами по свежей кладке на месте окна. — Ты можешь и дальше верить, что какая-то неведомая сила приговорила тебя к вечным мучениям и сидеть здесь. А можешь договориться со мной, получить одежду и деньги, чтобы добраться до Меренфольда. Там мой добрый знакомый посадит тебя на судно, идущее в порт Идалла. Несколько лун пути — и ты дома, Лис.
— Видишь? Пустое искушение. Твои красочные картинки рушатся на первом же шагу, потому что я прикован к стене в какой-то гвардейской тюрьме.
— Ты не совсем осознаёшь, насколько я могу повлиять на твоё положение. У меня есть хорошие друзья: сильные, влиятельные. Настолько, что даже герцога Бассельского приструнят. Что скажешь? Будешь дальше ждать, пока не замёрзнешь тут на смерть, сидя голой задницей на полу?
— Не замёрзну, — Лис рассмеялся. — Как только становится совсем плохо, стражники окатывают меня горячей водой. Это же Бездна: нельзя умереть, если твоя душа уже в ней.
Каддар стоял к пленнику спиной, но чувствовал на себе его взгляд. Лис старательно убеждал себя в том, что давно потерял свою душу. Его можно было понять: так гораздо легче смириться с неизбежной гибелью.
— Последний шанс, — произнёс следопыт. Он залез в поясную сумку и достал аккуратно сложенный лист. — Проезд в Тивалию в обмен на сведения, пойдёт? Посмотри на этот портрет, очень внимательно посмотри. У художника отличная репутация, так что он должен быть весьма точен. Разглядел?
— Чёрт, — усталые глаза Лиса оживились при виде изображения молодого мужчины с острыми скулами и длинными волосами. — Химера…
— Чудесно, — Каддар улыбнулся, причём искренне. — Наша сделка в силе,
Глава 8. Пожар
Верхний рынок. Сосредоточие бассельской меркантильности и лицемерия. Из некогда приятных рядов с добротными товарами и честными продавцами он превратился в кипящий котёл обмана. На Верхнем рынке было принято врать.
Продавцы из окрестностей всячески преувеличивали ценность своих безделушек. Ошмётки хилой коровы, едва не умершей от старости, они преподносили как нежнейшее мясо из холмов Средней Летары, коим с завидной регулярностью угощались всевозможные бароны. Там же, на соседних прилавках, вырезанные их детьми поделки из валежника вдруг превращались в чудотворные амулеты, созданные по давно забытым рецептам баланошских друидов. Нималии с трудом верилось, что залитая мутной водой и овощными выжимками полынь могла вылечить бесплодие или вернуть утраченную мужскую силу.
Этот ореол обмана всегда отталкивал её от Верхнего рынка. Причём исходил он как от торгашей, так и от их наивных покупателей. Истинно богатые бассельцы заходили на эту площадь в сердце Купеческого квартала так же редко, как и герцог Содагар. Здешним торговцам нечего было предложить тем, кто знает, чего хочет. Зато не было отбоя от обычных горожан, готовых отдать последние сбережения дабы казаться лучше и богаче, чем они есть.
Ими и пользовался Его Сиятельство барон Аддайский по имени Хамарант. Чаще всего он был известен как искусный торговец из знатного рода, восходящего ещё к свободному Басталу. Говорили, что Хамарант умел находить общий язык даже с самыми непримиримыми врагами. Ему удалось договориться о том, чтобы допустить меранийские суда на Сальмену. Конечно, делал он это исключительно для собственной выгоды, а отнюдь не ради дружбы соседних королевств. Но главной заслугой Хамаранта оставался брак его дражайшей племянницы Салеи с нынешним владыкой Басселя. Выиграли от него все: герцог закрепил союз с потомками свободного Бастала, а торговля Хамаранта достигла небывалых высот.
Его точки в городе знал каждый. Простолюдины надеялись прикупить себе отборный окорок или диковинное украшение с островов Севера. Бандиты же по большей части обходили эти места стороной, но исключения бывали. И в таких редких случаях на защиту богатства старины Хамаранта вставали лучшие солдаты Басселя, на чём и строился план Химеры. План довольно наглый и несколько сумбурный, но всё же он имелся. А значит, семья Нималии и Крысолов стали на шаг ближе к спасению.
— Зараза, надеюсь всё получится, — простонала Сойка.
Она уткнулась лицом в ладони и яростно обдувала их, стараясь согреться. Пусть день выдался приятным для зимней поры, Химера облачил Таделию в обтягивающее бордовое платье с таким вырезом, что он едва не доходил до живота. Всё обширное и весьма впечатляющее пространство, которое её одеяние открывало глазу, покрылось гусиной кожей.
Девушкам их неожиданный лидер велел ждать в одном из отдалённых углов Верхнего рынка. Здесь, среди обычных магазинчиков, весьма удачно вписался бордель под названием «Дом Наслаждения». Нималии такая позиция пришлась не по душе, но план был важнее её возмущений.