Охота на охотников
Шрифт:
– Не смотри так, чтобы осечек не было. Кто знает, попадем в передрягу, и тогда у кого окажется такая вот пишущая машинка, - Каукалов приподнял один автомат, - конструкции господина Калашникова, - тот и продвинется в дамки.
– Все ясно, - Аронов вздохнул, - что ничего не ясно. Хорошая жизнь нас ожидает.
– А попасть в дамки - значит выжить. Так-то, Илюша, - назидательно проговорил Каукалов.
– А теперь слушай и запоминай. Вот это предохранитель. А этой вот хреновиной ты можешь перевести автомат со стрельбы очередями на стрельбу одиночную.
– Каукалов
Каукалов же вдруг с неясной тоской подумал о том, что как-нибудь, в самый пиковый момент, Илюшка его подведет. И останется он тогда один на один со своей судьбой... Но другого напарника у Каукалова не было. Да и потом, если он подыщет другого, Илюшку придется убирать: слишком много видел, слишком много знает... Каукалов отгонял такие мысли подальше, ругался, стискивал зубы...
Но, с другой стороны, стискивай зубы - не стискивай, а помочь ничем не поможешь: слишком уж неприспособленным оказался Илья к делу, которое ему навязал Каукалов.
Выбрав в качестве мишени сырую черную корягу, мрачно возвышающуюся над гнилостной водой ручья, Каукалов с одной короткой очереди разнес её в лохмотья. Аронов восхищенно захлопал в ладони.
– Ты - настоящий снайпер, Жека! Как в кино.
– Снайпер не снайпер, а второй разряд по стрельбе имею. Могу даже птицу с ветки снять.
– Каукалов протянул автомат напарнику.
– Ну-ка, попробуй. Только не дави на спусковой крючок до посинения.
Радостное восхищение на лице Аронова сменилось испугом, большие темные глаза повлажнели, губы задрожали. Каукалов помрачнел, оттянул шпенек затвора.
– Показываю ещё раз пример хорошей стрельбы, за которую в армии дают увольнение вне очереди.
Он вскинул автомат, коротко нажал на спусковой крючок, воздух задрожал от негромкого вспарывающего звука, - будто тупой нож всадился в ткань и сделал надрез, - вторая черная коряжка, расположенная метрах в тридцати от Каукалова, превратилась в ошмотья: была коряга - и не стало её.
– Понял?
– спросил он Аронова.
– Понял, - ответил тот, сглотнул слюну.
– На!
– Каукалов вновь протянул автомат напарнику.
– Покажи класс!
Класса Илья не показал - не было навыка, он не попал ни в корягу, торчащую, словно гигантская кость, из осыпавшейся боковины оврага, ни в перевернутый березовый комель, взметнувший в воздух свои оборванные корни, будто руки, ни в глиняную голову, наподобие муравейника вспухшую на дне оврага, которую неохотно огибала вонючая говорливая вода.
Если до коряги было двадцать метров, до перевернутого комля двенадцать, то до глиняной головы всего ничего - метров семь. И все равно Аронов не попал. Каукалов даже крякнул от досады, потом, помотав в воздухе рукой, сморщился, будто на зуб ему попало что-то кислое.
– Ну и ну!
– только и сумел произнести он.
– Извини, - смущенно улыбнулся Аронов, - зато я незаменим в другом.
В чем был незаменим Аронов, Каукалов не знал и спрашивать не стал, перехватил у Ильи автомат, привычно вскинул его, нажал на спусковую собачку, но выстрелов не последовало - рожок был пуст. Каукалов выругался, вскинул второй автомат и короткой, в три выстрела, очередью разнес глиняный нарост. Тот лопнул, будто воздушный шар, превратился в сухие брызги.
Следом Каукалов разнес березовый комель с обрубленными щупальцами, за ними - корягу. Когда-то коряга была справным деревом, осиной или кленом, но овраг слизнул её, уволок в преисподнюю - ничего не осталось от дерева, только гниль.
Новый автомат был неплохо сработан, бил точно, пули не "косили", мушка не была сбита набок. Единственное, что плохо, - на ложе и прикладе, сколько ни вытирай тряпкой, обязательно остается смазка, делает руки жирными, это вызвало у Каукалова некое раздраженно-брезгливое ощущение, будто он вляпался в какое-то дерьмо.
– Да, Илюша, дело твое швах, - произнес он тусклым голосом, стрелять ты совсем не умеешь.
Илья виновато развел руки в стороны:
– Чему не научен, тому не научен.
В рожке второго автомата оставалось ещё патронов десять. Каукалов отдал автомат Илье. Развернул его на сто восемьдесят градусов, под уклон, показал на кривой кусок ствола, вросший в глину.
– Попробуй-ка попасть вон в ту кривулину. Только вначале тщательно прицелься, а потом уж нажимай на собачку. И не дергай, не дергай её, нажимай плавно. Пла-авно.
Он терпеливо, удивляясь, откуда же у него взялись такие способности, объяснил Аронову, как надо целиться, как ловчее прижимать к себе приклад, как лучше держать автомат в момент передергивания затвора - простые истины, которые отработались у сержанта Каукалова в армии до автоматизма, стали привычкой и совсем были неведомы необученному штатскому Илье Аронову.
Аронов из очереди в десять выстрелов сделал два попадания - над кривулиной в двух местах взвились черные ошмотья. Илья от радости даже подпрыгнул:
– Е-е-есть!
И все равно первое знакомство Аронова с оружием Каукалов оценил на единицу, - если брать школьную, хорошо памятную им с Илюшкой систему оценок. А Аронов, напротив, был своей стрельбой доволен. У каждого свое.
Каукалов загнал машину в гараж, ключ от гаража отнес деду Арнаутову.
– Ты чего в молчанку играешь?
– сощурившись так, что авоська морщин нырнула своими нитями не только под седину виска, а пошла и дальше, испещрила лоб, спросила Арнаутов.
– Я не играю, - произнес Каукалов, не глядя на деда.
– Устал что-то...
– Все устали, - заметил дед.
– Ты не один такой. Как машинки?
– Обе в норме. Очень хорошие. Шить одежду можно. Что на одном агрегате, что на другом.
– Ты, парень, это...
– старик Арнаутов отвернул обшлаг спортивного костюма и близко к глазам поднес часы, поморгал недовольно, вглядываясь в стрелки, - сегодня вечером, в восемь часов, подрули к Олечке Николаевне домой, - не выдержал, подмигнул Каукалову, - велела обязательно быть... По очень важному делу.