Охота на охотников
Шрифт:
Под плотную куртку к нему пробрался холод, пополз снизу вверх, достиг лопаток, Рогожкин снова вытер руки тряпкой - движение было машинальным, недоуменным, - спросил с легким сожалеющим вздохом, удивляясь вопросу, который решил задать милиционерам:
– А как же другие посты будут знать, что вы у меня проверили документы?
– Передадим по радиосвязи, - спокойно и сухо ответил капитан, - об этом не беспокойтесь.
Поерзав плечами - попытка избавиться от холода, забравшегося под куртку, успеха не принесла, - и погрустнев лицом, Рогожкин вновь пошел к своей фуре.
Да, действительно,
– Ладно, предъявлю я вам документы, - пробормотал он со вздохом, не поворачивая головы - слышал, как совсем рядом скрипел снег под ногами капитана. Капитан, судя по всему, решил держать его на коротком поводке, и это ещё больше задевало Рогожкина: отчего же не верит ему капитан? Неужели его так часто обманывают водители-дальнобойщики?
– Единственная моя просьба - проверьте как можно скорее документы и отпустите меня, - попросил Рогожкин.
– Ладно, - спокойно и глухо пообещал капитан.
– А то я и так от колонны здорово оторвался. Разборки теперь не миновать - старшой мне усы обязательно причешет. И лысину заодно. Чтобы не потела.
– Ладно, - вторично пообещал капитан.
Капитан оказался придирчив, он тщательно изучил каждую бумажку, едва ли не на зуб пробуя накладные, а потом потребовал, чтобы Рогожкин открыл фуру.
– Я же опаздываю, товарищ капитан, - с обидой воскликнул Рогожкин.
– Откройте, пожалуйста, фуру, - сухо, лишенным всяких чувств тоном потребовал капитан.
– Вы же документы проверили, расхождений груза с накладными у меня нет.
– Рогожкин щелкнул пальцем по бумагам, которые держал в руках капитан.
– А, товарищ капитан? Я же опаздываю!
– Откройте фуру, покажите груз и поезжайте себе на здоровье. Капитан был неумолим. Говорил он теперь повышенным тоном.
Сержант, среагировав на этот тон, стянул с плеча автомат, расслабленное лицо его подобралось и будто бы закаменело, глаза сжались, словно сержант уже заглянул в прорезь прицела и приготовился нажать на гашетку, появилось в его взгляде нечто такое, что заставило Рогожкина замолчать, он понял, что плетью обуха не перешибешь, и покорно побрел открывать фуру.
Снял два висячих замка, открыл внутренний запор, распахнул двери.
– Вот!
Капитан заглянул внутрь, одобрительно хмыкнул - оценил порядок, который царил внутри. Здесь, как в хорошей, тщательно прибранной квартире, все находилось на своих местах, не было грязи, мокрых сальных пятен, ничего не плавало в воздухе и не ездило по полу, все было закреплено. Половина фуры оказалась забита крупноформатными картонными ящиками с надписями "Панасоник" и "Сони". Груз богатый.
Капитан крякнул, по лицу его расползлась довольная улыбка.
– Ну, где здесь наркотики, где?
– Рогожкин потыкал рукой в сухое, пахнущее свежей пластмассой внутреннее пространство фуры.
– Если бы наркотики возили кучей, как навоз, тогда видно было бы... Но наркотики не возят, как коровье дерьмо на поля. Согласитесь, господин...
– капитан запнулся на секунду, глянул в бумагу, которую держал перед собой, - господин Рогожкин...
На щеках капитана напряглись желваки, он, взявшись, за коротенький удобный поручень, приваренный к изнаночной части двери, ловко забрался в фуру.
– Ну, какие тут могут быть наркотики, товарищ капитан?
– Рогожкин продолжал досадовать на самого себя за то, что остановился, на этих въедливых милиционеров, совершенно не имеющих понятия о благодарности, на колонну, которая ушла вперед, хотя Стефанович мог бы его подождать... Глянул на часы.
– Я, пожалуй, по рации с начальником колонны свяжусь, сказал он, - обо всем сообщу.
– Не надо, - жестко и громко воскликнул капитан, проворно выпрыгнул из фуры.
– Никаких раций! И начальник этот ваш - обычный сообщник. Наркокурьер. Мы колонну проверим и без вашего предупреждения. Внезапно...
– Да вы что?
– Рогожкин едва не задохнулся от того, что услышал, ощутил, как у него расстроенно задрожало лицо. Вслед за лицом задрожали плечи, потом нервная тряска пробила все тело.
– Да вы что?!
– Вместо голоса было уже какое-то непрокашлянное сипенье, болезненно-сырое, словно у захворавшего человека.
– Да вы что?
– вновь повторил Рогожкин, но голоса своего, сипения этого дырявого, не услышал, все исчезло, растворилось у него в груди, в нем самом.
– Ничего, - спокойно отозвался капитан и натянул на руки перчатки тонкие, из мягкой, хорошо обработанной кожи, с теплой байковой подкладкой. У Рогожкина мелькнула мысль, что такие перчатки когда-то носили эсэсовские офицеры.
– Ничего, - повторил капитан и улыбнулся дружелюбно, словно только что не повышал голоса и не произносил разных слов о наркотиках и наркокурьерах.
– Сейчас мы проедем с вами в одно место. Надо до конца разобраться: есть у вас наркотики или нет?
Рогожкин тоскливо поглядел в сторону трассы, над которой плавал сизый, с хлопьями отгара и маслянисто-резиновой взвеси дым, - машины шли по трассе беспрерывно, одна за другой, в каждой сидели чужие, равнодушные ко всякому постороннему горю люди, признающие только все свое - свои заботы, свой дом, своих людей, свои планы, свои деньги.
Снег под ногами был черным, сухим, мертвым.
Мороз, хоть и небольшой, пробирал до костей, это, конечно, потому, что воздух здесь сырой, грязный, едкий, он хуже кислоты. Дрожь снова пробила тело Рогожкина, но он, хоть и был донельзя расстроен, взял себя в руки.
В конце концов все должно встать на свои места.
– А как вы узнаете, есть в машине наркотики или нет?
– Секрет фирмы.
– Капитан растянул жесткий, с запекшимися белыми пятнышками в углах рот в усмешке.
– Собаку подкинем в кузов - она быстро все узнает.
Нет бы Рогожкину насторожиться: ведь проще вывезти собаку на трассу, чтобы здесь, на месте, проверить не только рогожинскую машину, а и всю колонну. Но он только глядел на капитана и не мог понять, как в одном человек может вмещаться столько всего самого разного - злоба и дружелюбие, потребность в помощи со стороны и нежелание эту помощь оказывать самому, неискренность и одновременно стремление вести доверительный разговор.