Охота на побежденных

Каменистый Артем

Рост у Альрика немаленький — пришлось пригибаться, пробираясь через пролом. Далее оказалась большая квадратная комната — судя по остаткам обстановки, подсобное помещение при кухне. Заваленные полки, измятые кастрюли, битая керамика, сотни медных гильз, несколько трупов солдат коалиции. Воняло здесь примерно в девяносто раз сильнее, чем на улице — светлый рей едва в обморок не грохнулся, непроизвольно выдохнув:

— Ну и мерзость! Здесь ведь невозможно находиться!

— Потерпите немного, — как-то зловеще предложил Граций. — Сейчас я вам самое интересное покажу.

Проклятье — этот урод даже нос ничем не прикрывает. Ему, наверное, здесь действительно нравится. На редкость неприятный тип.

— Интересное?! Да вы издеваетесь — зачем вообще меня в эту клоаку позвали?!

— Сейчас сами все поймете. Вот — смотрите: солдаты ворвались в

эту комнату. Дальше через вторую дверь вышли в коридор, что тянется вдоль всей стены внутреннего дворика. Там они поставили пулемет и встретили защитников дворца достойно — вон, сколько трупов навалили. Те, видимо, сидели у входа, не ожидая, что к ним ворвутся через стену. Вот и поплатились, когда толпой сюда кинулись… Их сильно посекло пулями и осколками от стен — здесь все облицовано обсидианом, а он колется при ударах легко. Это ведь, по сути, обычное стекло, просто создано не человеком, а вулканом — оттого и темное, неочищенное. Крови натекло озеро — весь пол в ней испачкался. Еще несколько врагов вы сейчас увидите — они под лестницей затаились и, подпустив наших поближе, напали. Здесь мы понесли первые потери — обратите внимание на эти два тела. Одно с разрубленным плечом — удар наискосок прошелся, располосовав почти до середины груди, а второй насквозь проткнут. Скорее всего, мечом.

Альрик, при всей скрываемой (и нескрываемой) антипатии к советнику, высоко ценил его многочисленные таланты и работоспособность. Вот и сейчас, догадываясь, что тот показывает все это не просто так, уточнил:

— В первой комнате, что сразу за брешью, лежало целых четыре наших солдата и возле позиции пулемета еще двое, а вы обращаете мое внимание именно на этих. Почему?

— До тех еще доберемся — они особенные. Дохлого быдла в округе хватает, но убитых таким способом очень мало. Идемте наверх. Сейчас будет грязно — там пожар был сильный.

Советник не обманул — действительно очень грязно. Да и воняло там еще сильнее, чем внизу (хотя это и казалось невозможным — куда уж более).

— Наша солдатня ворвалась сюда, привычно стреляя во все, что видит. Победа была у них перед носом — немногочисленные защитники уже уничтожены, потери мизерные — всего два ротозея у лестницы. Где-то здесь затаилась малолетка-принцесса — по ее голове уже горько плачут булыжники внутреннего двора. И тут… — Граций воздел к потолку руку с выставленным указательным пальцем. — Тут что-то пошло не так. Наши солдаты вдруг начали умирать. И умирать странно…

Присев, Граций указал на обгорелые останки — огонь пощадил лишь часть черепа, хребет и несколько крупных костей.

— Судя по оплавленному нагрудному знаку, это капрал двадцать шестого стрелкового полка — «Волкодавы Эстии». Эстия с давних времен распахана чуть ли не от берега до берега — сплошное пшеничное поле. Лучший хлеб в мире. Властелины обожали вкусно поесть — остров этот они держали до последнего, а местным крестьянам спуску не давали. От рождения и до смерти жизнь у них протекала одинаково: пахота, сев, жатва. Их даже в армию никогда не призывали. И следили за ними в оба — никаких мятежей не допускалось: даже драка серьезная была редкостью. И длилось это долго — практически население острова выхолостили: мужчины на серьезные дела уже неспособны. Это удобно — безропотное быдло легко держать в кулаке. Сейчас все изменилось — пришлось и этим пахарям повоевать. Стрелки из них хорошие получаются: послушные, легко держат строй в цепи и темп на марше, привычка к повиновению помогает четко следовать командам. Но вот в ближнем бою они никчемны — нет в них тяги к резне. Века растительного существования сказываются. Увальни они, к штыку не приспособленные. И вовсе не волкодавы — волков в Эстии стража гоняла, а не эти черноштанники: не разрешали им охотиться. Вот и боятся крови. Вы, ваша светлость, взгляните вот сюда — на череп. Видите, как пострадала от огня правая глазница? А левая при этом почти целая. Странно ведь — похоже, над ней еще до пламени чем-то поработали. А вот еще один валяется — умирая, он поджал под себя руку, будто баюкая. В итоге тело сгорело почти целиком, а вот кости руки лишь немного поджарились. Вот видите у локтя повреждение — будто топориком тюкнули.

— И что это означает? — рей до сих пор не мог понять — для чего ему все это объясняют.

— Помните тех солдат, что остались внизу? Двое у лестницы изрублены, будто свиные туши на прилавке. А вот остальные зарезаны аккуратно и почти одинаково. Кто-то, вооруженный тонким клинком, мастерски разрезал им шеи, иногда

загоняя лезвие меж позвонков. У некоторых пробиты глазницы — великолепный прямой удар. Почти у всех повреждены руки, причем правые — рассечены жилы на локтевых сгибах, отрублены кисти, у одного начисто отхвачен бицепс: будто скальпель хирурга поработал. Картина вырисовывается ясная — им противостоял настоящий мастер клинка. Холодным оружием трудно остановить врага мгновенно — даже увалень-эстиец, получив пару смертельных ран, может успеть выпустить пулю. Но им не давали шансов — подсекали руку, способную потянуть спусковой крючок, после чего наносили смертельный удар. Этот мастер начал свой путь именно отсюда — до последнего скрывался где-то в верхних залах. А потом вышел и начал убивать. Я почти уверен, что все эти кости появились здесь по его вине. Увы — огонь тут поработал славно: почти ничего не разобрать. Но там, где пламя пощадило хоть что-то, улики указывают на дело его рук. Уничтожив ворвавшихся сюда стрелков, он пошел вниз, убивая всех на своем пути. В комнате, где зиял пролом, он столкнулся с четверкой солдат. И те тоже не смогли его остановить, хотя у них были винтовки. В итоге он покинул дворец.

— Почему вы считаете, что он был один? Будь он даже величайшим мастером, в одиночку трудно прорваться через толпы наших солдат.

— Ваша светлость — покинув дворец, этот странный мастер не остановился. Он убил семерых саперов из двадцать шестого. Затем направился к пролому в стене комплекса, по пути прирезав одиннадцать солдат из различных подразделений — просто убивал всех на своем пути. В проломе оставил еще шестерых. Далее он прошел сквозь оцепление, оставив в память об этом еще четырнадцать тел в четырех местах. Последний его след обнаружен на западной окраине — пятеро солдат из патруля. И это только те жертвы, которые я смог найти. Думаю их было гораздо больше… Более полусотни аккуратно прирезанных вооруженных солдат. Он был один — будь у династии таких мастеров больше, мы бы не победили в этой войне.

— И?

— Ваша светлость, — а что столь великий мастер делал в этом жалком дворце? Его место рядом с императором, но нет же — там не осталось его следов. Вывод — у него была своя миссия. Важная миссия. Что может быть важнее, чем защита своего императора? Только одно — он спасал наследника. Кровавый след, оставленный тонким клинком — это след спасителя принца Аттора.

Светлый рей призадумался — слова советника его серьезно озадачили. Удивительно — но он даже про зловоние позабыл. Бросив платок, заложил руки за спину, с хрустом давя обгорелые кости и осколки обсидиана, подошел к оконному проему, взглянул вниз — во внутренние двор, заваленный трупами и мусором войны:

— Не вижу смысла в таком кровавом побеге. Можно было вытащить наследника по потайному ходу, или вообще до начала штурма. Зачем рисковать Аттором, пробиваясь сквозь нашу армию?

— Ваша светлость — мы ведь не знаем, что творилось в последние дни династии. Есть мнение, и я с ним склонен согласиться, что император попросту запретил своим отродьям и остальной родне разбегаться. Захотел устроить здесь последний бой и одновременно похороны сразу для всех. Богатую жертву для своего темного бога — всю династию ему подарил. Так что спасение Аттора могло пройти лишь с нарушением его воли. Преданные слуги постарались, или кто-то из придворных решил оставить тонущий корабль, прихватив козырную карту. А может сам император в последний момент передумал — решил все же пощадить сына. Мы можем лишь предполагать…

— Мне все равно не верится, что убийца был один. Наши солдаты, конечно, те еще рохли, но много сноровки, чтобы выстрелить из винтовки, не нужно.

— Я тоже в это не верил, но все следы указывают на другое. Если вам мало моих слов — послушайте жрецов. Каждый сомнительный труп они обследовали на совесть. И говорят одно: следов убийцы не обнаружили.

— Не понял?

— Я тоже их поначалу не понял, да и сейчас в раздумьях… На теле человека, погибшего в рукопашном бою, должны оставаться незримые следы его убийцы и оружия, принесшего смерть. Но жрецы нашли лишь следы оружия — следов человека нет. Я велел им осмотреть тысячи трупов — спать и есть им не давал: торопил. Везде следы убийц находились, а на этих вот солдатах ничего — только про меч все твердили. Я не понимаю, что это означает, да и они бубнят каждый свое — явно в тупике, но одно ясно точно — убийца был один. Трудно поверить сразу в парочку удивительнейших мастеров, способных так ловко резать стрелков, не оставляя при этом следов в тонких структурах нашего мира.