Охота на птичку
Шрифт:
– Пошел ты, Ник-Никита! — шепчу я, разрезая воздух выразительным факом, после чего спокойно доедаю шоколад и засыпаю.
Будит меня настойчивый телефонный звонок. У меня нет идей, кто может звонить мне в полночь с незнакомого номера, однако трубку я все же беру.
Учтивый женский голос представляется работником госпиталя и спрашивает, знаю ли я Никиту Гордиевского.
В одну секунду я просыпаюсь, вскакиваю с кровати и почему-то бегу к окну. Девушка из госпиталя говорит об аварии на трассе и спрашивает, могу ли я приехать завтра утром. Сердце обрывается
Голос в трубке спрашивает о страховом полисе. Я не понимаю, о чем речь. Переспрашиваю, что ей нужно. Говорит, что Никита предоставил мой номер на экстренный случай и снова что-то про страховку. От ужаса я перестаю понимать испанский.
– Что с ним? — кричу я в трубку по-русски и слышу короткие гудки.
Через пять минут я уже в такси, еду в госпиталь. В ушах шум, в глазах - пелена, губы дрожат, за грудиной неприятно щемит. Язык меня не слушается, еле-еле выговорила таксисту название больницы.
Телефон снова звонит. Хватаю трубку, не глядя на экран.
– Привет, Птичка, - говорит самый желанный на свете мужской голос. — Прости, что поздно, тут такое дело…
Он мнется и откашливается:
– Не могла бы ты завтра забрать меня из больнички? У них тут какое-то дурацкое правило. Надо, короче, чтобы кто-то из родственников приехал, иначе меня еще сутки продержат.
Он говорит, а я плачу от счастья. Тихие слезы льются и льются, я не в силах их остановить.
– Я уже подъезжаю, Ники. Десять минут буду, - выдавливаю я и отключаюсь. И только после этого даю волю чувствам: рыдаю, пугая ни в чем не повинного таксиста.
Глава 24
Никита: Тут не просто влечение — это что-то большее
Прокатить Птичку на кабриолете я мечтал со дня знакомства. Пялился тогда на ее босые ступни и обтянутые золотым шелком бедра и думал, как круто было бы оказаться сейчас где-нибудь на Ривьере. Чтобы так же красиво садилось солнце, завершая знойный день - но не в маревые городские рельефы, а в переплетение извилистых бухт Лазурного побережья. Чтобы рядом искрилось море и трещали цикады, а она улыбалась и смущалась, встретившись со мной глазами. И чтобы теплый аромат ее кожи окутывал и пленил, обещая долгую ночь.
Вчера я лежал с ней рядом, изображал, что крепко сплю, а сам судорожно вбирал в себя этот запах с шеи и волос. Торчал и мучился одновременно.
Впервые в жизни, в хорошем отеле, рядом с девушкой, которую хочу до зубного скрежета, у меня не было шансов. Сначала сам пообещал не трогать, а потом еще заметил обертку от тампона в ванной. Никак не мог понять, зачем она крутила передо мной задницей при таком раскладе. Ясно, что выпила лишнего, но тут как бы без вариантов. То есть варианты существуют, конечно, и не менее приятные, но для первого раза все же стремные. Тем более - дал слово.
Я вспоминал ее каждый день почти два месяца. Иногда утром, но чаще по вечерам, в душе. Как только не имел в своем воображении! И в натуре поимею. Еще успеем, все
За этот вечер мы сблизились и многое узнали друг о друге. Соня успела пару раз меня подколоть и обидеть, раз пять поставить в тупик и как минимум десять - взбесить, но при этом несчетное количество раз рассмешить и приятно удивить.
Удивлять она не устает с первой минуты. Пожалуй, это самая необычная из всех знакомых мне девушек. Смелая, честная, прямая и при этом - чувственная, манящая и загадочная. Гремучая смесь дерзости и нежности, сексуальности и наивности. И ни грамма фальши и притворства. Этим и зацепила.
И вот она залетает в палату. Ловлю ее переполненный тревогой взгляд, и в груди разливается тепло. Мягко, волнами вибрирует тихая радость. Я счастлив видеть ее такой взволнованной. Переживает — значит, я ей небезразличен.
– Прости, Птичка, не вышло покататься, - говорю с невеселой улыбкой.
– Глупый ты, - выдыхает она и присаживается на край кровати.
– Я чуть с ума не сошла, когда эта дура из страховой позвонила и ляпнула про аварию. Что произошло? Как чувствуешь себя?
– Ерунда. Пара царапин, как видишь, - откликаюсь я. — Фургон встречный в поворот не вошел и притер кабрик. Весь левый бок счесал. Скорость была маленькой, я вырулил, не слетел с асфальта. Только зеркало от удара коцнуло и чуток покромсало меня.
– Божечки, - в глазах у Сони слезы.
– Тебя изрезало осколками? И лицо, и шею…
Она невесомо проводит пальцами по границе широкого пластыря.
– Самый крупный в миллиметрах от сонной артерии был. Доктор сказал: повезло. Но я и без него в курсе, что по жизни везунчик.
Я накрываю ее пальцы своими, прижимаю прохладную узкую ладонь к груди.
Хорошо. Мне очень хорошо рядом с ней.
Она порывисто вздыхает. В глазах все еще беспокойство.
– Глубокие раны?
– Поштопать пришлось, -признаюсь я и прикрываю глаза.
Она в шоке, а я в эйфории. Тащусь от того, как она смотрит на меня, как прикасается, как волнуется за меня. Хочу, чтобы поцеловала. Сама. Она это чувствует, и уже наклоняется, но тут в дверь тихонько стучат. Входит медсестра.
Птичка вскакивает, подбегает к ней и принимается возбужденно тараторить по-испански. Та задает вопросы, что-то записывает в анкету на планшетке. Я не понимаю и половины из их разговора, но догадываюсь, что Соня поясняет, кем мне приходится, документ свой показывает.
Женщина переписывает данные и мило улыбается. Потом кивает на шкаф в углу и стоящее рядом кресло, что-то еще объясняет и уходит.
– Кто такой «новио»? — спрашиваю я, когда мы остаемся одни. — Ты несколько раз так сказала медсестре.
Птичка густо краснеет и сознается:
– Это значит «жених» по-испански. Пришлось соврать, что я твоя невеста, иначе завтра мне тебя не отдадут. Это вынужденно.
– Жених и невеста, значит, - повторяю я. Она такая трогательная и смешная, когда краснеет. Мне нравится подлавливать ее и смущать.