Охота на рэкетиров
Шрифт:
— Депрессия, — подсказал Боник сочувственно.
— Еще какая. Понимаешь, он ершистым был. Не наглым, не бездельником, не белоручкой. Но… не знаю, как это объяснить?..
Боник молча смотрел на Милу. Очень внимательно.
— Понимаешь? Кто-то может подставлять одну щеку за другой, под оплеухи начальству, кому-то лучше в каменоломню… Я его не осуждала. Никто не виноват, что так вышло. Одна барышня станет вращать задницей в рекламе гигиенических прокладок, другой проще удавиться. Мы разные, вот и все. Разве не так?
— Так, — согласился Бонифацкий. — Именно так мир и устроен.
— Хотя
— Никому, — эхом отозвался Бонифацкий.
— Закончил мой Юрочка в чернорабочих. Как ты сам понимаешь, диплом о высшем техническом образовании в вымешивании цементного раствора лопатой или разгрузке поддонов с кирпичом — подспорье сомнительное. Ну и пить начал, как же без этого?..
— Я неплохо зарабатывала, — продолжала Мила. — В принципе, прокормила бы и его, и ребенка, только вот здорово сомневалась, что мое пузо вызовет у шефа энтузиазм. Понимаешь?
— Конечно, — кивнул Бонифацкий, накрыв женскую ладошку собственной. — Конечно, лапочка, я все понимаю.
Мила улыбнулась ему сквозь слезы. Ей самой стало очень жаль. В принципе, выдуманная ею женская судьба от ее личной если и отличалась, то разве что в деталях. Общее направление казалось болезненно одинаковым. Мила даже всхлипнула.
— Я подумала крепко, и не решилась проверять директора СП на отношение к декретным… — Тем более, — слова как бы начали даваться Миле с трудом, — тем более, Юрий пил все больше и больше. А когда я замуж выходила, он и в рот не брал…
«Одно к одному, — размышлял Бонифацкий. — Такая женщина прямо в руки упала. Будто чудесное созревшее яблочко».
Как авантюрист по природе, Вацлав Бонифацкий верил в силу везения и абсолютно искренне полагал, что если уж ступил на белую полосу — то затем все идет как по маслу, причем приятные события следуют одно за другим и удивительно ладно складываются воедино. Все равно, что картинки из цветного пазла. Впрочем, в существовании черных полос он тоже нисколько не сомневался.
— Дальше больше, — заговорила Мила, торопясь наконец закончить, — Где водка, там и драка. Роль боксерской груши не для меня. В общем, я его вышвырнула на улицу и поменяла замки. Все.
Мила повела пальцем по воздуху, как бы подводя черту подо всем этим.
— А он? — не удержался и спросил Бонифацкий. — А он как?
— А что он? Квартира была оформлена на меня, так что…
Боник почесал затылок.
— И потом, я всегда могла попросить ребят, которые у нас на фирме охранниками работали, чтобы они… — Мила запнулась, — чтобы они с Юрой поговорили. — Она пожала плечами. — Да они бы ему голову в два счета снесли. Юрий, думаю, это знал. Или догадывался, по крайней мере.
— И где он сейчас?
Мила пожала плечами:
— Подозреваю, в канаве… Мне стало не интересно…
Мила улыбнулась, смахнув ладонью слезинку, давая понять, что выговорилась и ей стало легче. И вообще, с грустными воспоминаниями пора заканчивать.
— Давай не будем об этом.
— Давай.
Бонифацкий тяжело и порывисто задышал. По тому, с какой силой его руки
— О, Боже мой… — прошептал ей в затылок Бонифацкий.
Мила перевернулась на спину и потянулась всем телом. Она блаженно улыбалась, лежа с закрытыми глазами. Мужчина нежно провел рукой по ее утомленному телу. Заметил улыбку и зашептал в ухо:
— Я ведь о тебе столько лет мечтал…
Мила, не открывая глаз, легонько кивнула:
— Я знаю.
— Ты знаешь?
— Конечно. — Мила немного выгнулась, отвечая на прикосновения мужской руки. Ей было приятно, хотя она понимала, что сил больше нет у них обоих. За окнами светало.
— Конечно знала, — ласково прошептала она. Глаза ее оставались закрытыми, длинные ресницы касались щек. — Женщины всегда это чувствуют и редко когда ошибаются.
— Но ты никогда…
Мила повернулась на бочок. При этом руки Вацлава оказались на ее молочно-белом бедре, в сумеречном свете казавшемся восковым. Прижала пальчик к губам мужчины:
— Спи, родной.
«Я никогда не обращала внимания на тебя, ты ведь небыл моим боссом, — пронеслось в голове Милы, — разве не так? Вокруг были помоложе или повыше рангом, только и всего. Но похоже, я много потеряла…»
— Я много потеряла, — промурлыкала Мила вслух.
И это не было обманом. Вацлав поразил Милу, как давно никому не удавалось. Ресторан расслабил ее, вызванное к полуночи Вациком такси укачало, душ, принятый в особняке — освежил, что же до Вацлава… Тут она откровенно затруднялась подобрать слова. Он превзошел все ожидания. Заставил забыть об инструкциях Артема Поришайло, ценных указаниях полковника Украинского, о Вардюке с Любчиком, томящихся, как она надеялась, в машине где-то неподалеку, о бриллиантах Виктора Ледового и вообще, обо всем на свете. Вацик устроил нечто, заставившее ее подумать об игре многоопытного музыканта на любимом инструменте. Да, он именно играл женщиной, играл виртуозно, то доводя до взрыва, то отпуская передохнуть, не сбивался с такта и не фальшивил. Мила была далеко не наивной девушкой, но ей только и оставалось, что предаться ему, будто нимфе отдающейся фавну. Что она и сделала.
— Тебе было хорошо? — прошептал Бонифацкий из темноты.
— Я никогда ничего подобного не испытывала, — шепотом призналась она. Обняла голову Вацика и прижала к своей груди. Боник коснулся губами соска, лаская ладонями ее шелковую спину.
— Ты поедешь со мной?
— Да, милый, спи. Спи…
Боник затих. Дыхание его выровнялось, постепенно сделавшись глубоким и равномерным.
«Ох уж эти мужчины, — с улыбкой подумала Мила. Глаз она не открывала, — раз, два и спит… Хотя Вацлав свой сон честно заработал. Это ведь действительно было нечто. Кто бы мог подумать?..»