Охота на русскую Золушку
Шрифт:
Но, кажется, такая средневековая экзотика пришлась девчонкам по душе. Они с энтузиазмом молодых сеттеров резвились в замке, а потом с загадочным видом удалились осматривать окрестности, прихватив телефоны для селфи.
Маша плелась в компании, изо всех сил делая вид, что она с ними на одной волне.
— Однажды меня тут потеряли.
Она замерла, оглянулась, губы ее тронула улыбка. Я было вздрогнул, но потом опомнился. Мы же с ней теперь друзья.
— Дай-ка угадаю. Пьяная новогодняя вечеринка?
Я усмехнулся, помотал головой.
— Было лето, а мне едва исполнилось пять лет. Мы играли в прятки с Алом и Лизи. Меня искали с полицией. Хочешь покажу, где я уснул?
—
Чтобы заглянуть в полукруглое окошко под самой крышей, Маше пришлось встать на цыпочки. Когда нас с Алом интересовали такие виды, мы подтаскивали к окну стулья. Годам к девяти нам это занятие наскучило, и мы потеряли интерес к пыльному чердаку. Но честь первооткрывателя принадлежит все-таки мне. Впервые я попал сюда в пять. Как и сказал Маше, искал место, чтобы спрятаться как следует. И мне удалось. А потом этот чердак стал нашим с Алом и Лизи штабом. Мы играли тут в дождливые дни, то есть почти ежедневно. Здесь мы хранили самые важные вещи, о которых родителям знать не стоило. И вот теперь я привел сюда Машу. Самый свой сокровенный секрет. Свою любовь. Ну, да, она считает меня другом. Но это уже частности.
Я оглядел пыльную комнатенку, заваленную по стенам всяким хламом. В детстве она представлялась мне лавкой древностей, где можно отыскать все, что угодно. А теперь, я бы и близко не подошел к этому старью. Рассохшиеся сундуки, покрытые выцветшими циновками, какая-то мебель, сваленная в кучу и торчащая во все стороны кривыми ножками и подлокотниками, остатки детских игрушек, лыжи, этажерки, забитые черт знает чем и плотные полотнища паутины, плотно покрывающие все это барахло. Мерзость. Но Маше, похоже нравилось. Она оглядывалась с восхищением ребенка, ожидающего интересного приключения.
— Вон в том углу стоит настоящий египетский саркофаг, — я махнул влево.
— Ты шутишь?! — она качнулась, оглянувшись слишком резко и я придержал ее за локоть.
От этого невинного прикосновения по телу понеслась дрожь. Хотелось сжать ее руку, притянуть к себе, прижать так, чтобы ее запах впечатался в меня навсегда. Голова закружилась, перед глазами поплыло.
— Марко, ты серьезно?!
— А что такого-то? Прадед Ала увлекался египтологией. У них этим африканским старьем все подвалы забиты. Прадед увлекался, но знатоком так и не стал, а потому скупал все, что продавали на рынке древностей в Каире между Великой войной и второй мировой (Великой войной в Европе называют Первую мировую войну 1914–1918). Потомки уже сто лет продают его коллекцию с переменным успехом. Что-то удалось сбыть даже в Британский музей. Что-то разошлось по антикварным лавкам. А этот саркофаг, как оказалось, никому нафиг не нужен. Эксперты вообще считают его подделкой.
Маша с интересом уставилась в левый угол чердака.
— Разгребем и посмотрим? — предложил я, изо всех сил надеясь, что она побрезгует прорываться сквозь завесу вековой паутины.
— Я ведь тоже не специалист по египетским древностям, — не слишком решительно пискнула она и вдруг улыбнулась, — А знаешь, этот чердак немного напоминает мне и мое детство. Запасник Третьяковки, где я делала уроки после школы, может не такой пыльный и без паутин, но в общем, похож. Столько же всякой рухляди по стенам.
Я смотрел на нее и в голове моей носились запоздалые, но от этого не менее шальные мысли, а в груди бурлило раздражение. В самом деле, неужели она не помнит всего, что было между нами. Ну да, я оставил ее в номере отеля спящей в стиле ню, но ведь и до Ритца с нами кое-что случилось. Ее память выкинула в урну все наши жаркие поцелуи в клубе? И то, что она сама, добровольно поехала со мной в кэбе, где мы, прямо скажу, не просто целовались. Я чуть кожу с нее не слизал. Вот с этим со всем что делать?! Неужели вся ночь до того, как она уснула для нее ничего не значит? Я сжал кулаки.
— Вы с Алом… пара?
Она, шагнувшая было в сторону треклятого саркофага, скрытого завесой паутины, замерла. Оглянулась. Что мелькнуло в ее изумрудных глазах? Испуг? Растерянность?
— Это проблема?
— Не такая, которую нельзя было бы решить, — я пожал плечами, пытаясь не замечать свинцовую боль внизу живота. Она не отрицает!
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Осведомлен, значит вооружен. Ал не просто парень…
— Знаю, — она усмехнулась, — Он принц. На самом деле, Марко, у меня нет ни жениха, ни парня. Платон, вернее его всемогущий отец, настаивает, что мы поженимся. Но это какой-то сюр, если честно. Мы с Платоном не спорим, но оба понимаем, что это фантазия сумасшедшего. Мы знакомы меньше месяца, вообще-то. Мы просто ждем, что отцу Платона надоест носиться с этой идеей и он займется чем-то полезным. У тебя, кстати, нет предложений? Борьба с парниковым эффектом, сохранение лесов Амазонки, — все, что может заинтересовать охреневшего миллиардера.
— А Ал? — мне было не до шуток. Во рту пересохло, а грудь сдавили невидимые тиски.
— Мне надо сдать первый экзамен в декабре! — она вздохнула, — Ал прекрасный парень, но, если я провалюсь, я вернусь домой, в Москву. И честно, это хороший вариант. Учиться в Оксфорде, мне, если честно, не нравится. Но возвращаться побитой собакой я не хочу. Так что я стараюсь учиться. И, как ты понимаешь, у меня нет ни сил, ни времени на романы. Только вот романы эти постоянно лезут в мою жизнь.
Она вздохнула. А мне стало немного стыдно за то, что и я пытался влезть в ее жизнь со своим ненужным романом. Прямо сейчас, когда ей вообще не до этого всего. И тут я понял, что сейчас и есть тот самый момент, когда пора говорить правду. Да-да, опять правду.
— Тебе не нравится Оксфорд. Тебя в Англии никто не держит?
Выпалив это, я кинул ей условный мячик. Но чего я ожидал? Что она его поймает и запихнет в карман? Она все-таки девушка. У нее свои инстинкты. И она следует им, как стало ясно из ее ответа:
— Я здесь совсем недолго, но у меня уже есть друзья. Эти люди мне дороги…
Все, зверь, бушевавший внутри меня, пробил лапой последнее укрепление и вырвался на свободу. Этот зверь требовал законной добычи, и пустыми обещаниями голод его было не унять. Ему нужны были ответы. Конкретная еда. Я сделал к ней два решительных шага.
— Маша, я имел в виду…
— Вот вы где! Марко, ты опять за свое! Показываешь Маше, где тут можно спрятаться получше?
Я люблю своего друга Ала. Очень сильно люблю. И готов за него любому глотку перегрызть. Но сейчас я едва сдержался, чтобы не пришибить его кулаком. А Маша… я уже ничего не понимал. То ли она на самом деле так наивна, то ли искусно играла эту роль, но она искренне обрадовалась, когда возникший в косом проеме чердачной двери ненаследный принц, прервал мое признание. А ведь я действительно пошел ва-банк, решил рассказать ей о своих чувствах и посмотреть, что из этого получится. Магия чердака, ничего не поделаешь! Я привык решать здесь все свои проблемы. Как правило, они возникали из-за какой-нибудь пустяковой лжи. Стоило лишь признаться, как все вставало на прежние рельсы, и меня не лишали десерта. Инстинкт сработал, не иначе. Признаться в правильном месте. Я хотел сказать Маше как сильно ее люблю, и что моя грубость — это лишь проекция моей страсти. И ревности.