Охота на "тринадцатого"

Журавлев Владимир Борисович

Одним из первых кирпичиков в фундаменте новой веры стала власть компетенции. Правило, немыслимое на Земле двадцать первого, да и двадцать второго века тоже. Только в пространстве, только рожденный в космосе лейтенант мог беспрекословно подчиниться старшине, потому что тот УМЕЛ ЛУЧШЕ. Что-то очень сильно изменилось в психотипе людей пространства. Настолько сильно, что честолюбие и жажда лидерства, присущие человечеству от начала времен, оказались оттесненными на вторые, а то и на пятые роли. А на первую роль выдвинулась... нет, не забота

о других, о чем мечтаю лично я, а, я бы так сказал, честность. Еще можно сказать - справедливость. Маленькое изменение, влекущее громадные, до конца не осознанные последствия.

Почему это произошло? Может, радиация повлияла. Может, ослабленный в большинстве индивидуумов инстинкт размножения. Но я думаю - люди наконец стали чуточку умнее.

Страшно интересно, во что это разовьется, какую причудливую и непредсказуемую форму приобретут человеческие взаимоотношения в веке двадцать пятом.

Что ж, доживу - увижу.

Я умирать не собираюсь.

– Не нравится мне это!
– нервно сказал стрелок.

Офицер до рези в глазах всмотрелся в свой сектор. На всякий случай проверил собственные наблюдения по приборам. Яснее не стало.

– Как вы там что-то понимаете?
– не выдержал он.
– Ничего не видно!

– И не должно быть видно, - сказал пилот.
– Мы в гравитационном шлейфе летим, в зоне помех.

– А вы как видите? И... и почему тогда мы дежурим в этом шлейфе, если из него не видно?

– Мы же русские, вот и дежурим! Расходники экономим, чтоб комэск премию получил!

– И мы не видим, - пробормотал командир, не отрываясь от приборов.
– Мы догадываемся... ой как догадываемся... что сейчас пойдут ракеты и... Серж, не выпендривайся, введи кэпа в курс, мне некогда.

– Нам не нравится, что матку перехватили в пустом месте, - серьезно сказал пилот.
– Здесь не ходят конвои, тут нет зон интересов. Но нас перехватили. Это не трудно при нынешнем уровне предательств, но... смысла особого нет. Флоты стран не воюют на уничтожение, дорого это. Мы экономические интересы защищаем, то есть перехватываем конвои, грабим и защищаем от грабителей. Но европейцам оказались нужны именно мы. Это значит, что в мире что-то начало меняться. И мы нарвались первыми, вот что обидно! Потому что если они здесь, то уверены, что с нами справятся. Значит, что-то у них против нас есть. Ясно?

– Ну, зачем мы им нужны, понятно, - пробормотал офицер.
– Феномен "тринадцатого" не только нашему начальству, но и европейцам как кость в горле... А как они справятся с маткой? У матки лазеры!

– И сильно в прошлый раз они помогли?

– В прошлый раз европейцы подошли в частичной невидимости на расстояние безусловного поражения!
– возразил офицер.
– И потеряли треть ракетоносцев на отходе! Но и этот номер больше не пройдет. Эскадра амазонок доставила новые установки контроля пространства!

– Значит, есть что-то еще. А мы из русского раздолбайства автоматы дистанционного

слежения в шлейфе тащим, вместо того чтоб держать сферу. И сейчас нам за это кэ-эк дадут под хвост! Потому что ничему история не учит!

Офицер сглотнул. Воспоминания о последнем бое еще не утратили свежести.

– И что делать?

– Кэп, кто у нас тактик?
– укоризненно сказал пилот.
– Ты у нас тактик. Даже занятия вел, помнится. Это ты должен сказать, что делать.

Офицер подавил предательскую дрожь в руках и попробовал сосредоточиться.

– Европейцы возьмут нас в сферу...

– Логично!
– одобрил пилот.

– ... и атакуют всеми наличными ракетами с дальней дистанции. Больше им ничего не остается, лазерную атаку надежно отражают экраны Фридмана, а подойти на дистанцию безусловного поражения не позволяют наши батареи.

– А мы в это время...
– подсказал пилот.

– А мы принимаем охранение на борт, чтоб не нести неоправданных потерь, лазерами сбиваем все ракеты - для российской автоматики, самой надежной в мире, это вполне по силам, и... и все. Матки считаются неприступными - в реалиях современной войны.

Офицер растерянно посмотрел на пилота.

– Вот это нам и не нравится, - спокойно подвел итог пилот.
– Еще не нравится, что про нас забыли, но это привычно, это нормально. Мы же не на боевом дежурстве, а так, в виде наказания болтаемся. Комэск сейчас как ошпаренный бегает, ему бы боекомплект успеть загрузить.

– Может, постучаться?
– предложил стрелок.
– Командир?

– Матка, матка, мой вопрос, - пробормотал командир.
– Ждем приказ для дальнейших действий...

– "Семерка", вы еще снаружи?
– оживился оператор.
– Попробуйте выйти из шлейфа, а? Ну ни черта не видно!

– Совсем? Не врите, - буркнул командир.

– Ну да, звезды четвертой величины вижу. А нужен - противник. Но что-то новые установки его через помехи не берут... Так как, "семерка", сделаете?

– Куда выйти, к сфере европейцев, что ли?
– неприязненно уточнил командир.

– А, ну да... ну хоть чуть-чуть, а?

– А автоматы отвести не проще?

– А подумать - не проще? На автоматах нет установок частичной невидимости, их сразу атакуют. А у вас есть, неделю назад на все истребители поставили.

– Хороший ты человек, капитан Курочкин, - вздохнул командир.
– Добрый. Есть выдвинуться чуть-чуть.

– Рябушкин, а не Курочкин! Давайте, "семерка"! Через вас хотя бы один бок прикроем!

– Ах какая хорошая позиция, - проворчал пилот и взялся за управление.
– Ах как мы всех прикроем... под прицелом собственных лазеров и убегая от европейских ракет... ах как нас хватит секунд на двадцать...

Дисколет медленно двинулся прочь от надежного бока матки навстречу невидимому противнику. Офицер явственно представил, как перекрещиваются на них сотни прицелов, и облился холодным потом.